3.
Спор о том, направлял ли Ленин Горького или он сам дошел до того, что русские люди – не «юродствующее охлобыстье», а воители и преобразователи, на день сей абсолютно беспредметен: они оба, на равных, подсмотрели формовку русского характера и выдали ему ордер на владение миром. В разгар первой мировой войны в статье «Письма к читателю» Горький, поставив вопрос: «Мощна ли Русь духовно или немощна?», ответил прямо, точно и провидчески: мощна ненавистью к разорителям и погубителям, обуянных «собственническим свинством», и возможностью «высвобождения богатырских народных сил…».
Примечательно, что Орлов, герой одного из самых ранних горьковских рассказов «Супруги Орловы», говорит: «Горит у меня душа. Хочется ей простора… чтоб я мог развернуться во всю мою силу… Эхма! Силу я в себе чувствую необоримую…». А герой ранней повести «Хозяин», встревоженный отключением от дела, добавляет: «Разве я для такого дела? Я – для дела в десять тысяч человек! Я могу так ворочать – губернаторы ахнут!».
В контексте «лихого русского человека» небезынтересен такой экскурс. Если Гончаров противопоставил Обломову немца Штольца, то Горький Обломову и Штольцу – Игната Гордеева, волжского водолея, превратившегося в суперстроителя барж и пароходов. Любопытен и хронологический ряд. «Обломов» появился в 1859 году, а «Фома Гордеев» – 1899-м. И начинается с указания: «Лет шестьдесят тому назад…» Иными словами, Игнат Гордеев был современником Обломова. Этим Горький не просто обозначил тенденцию, а выказал и высветил «русскую особь», прорастающую из «свинцовых мерзостей».
Русская буржуазная критика подхватила в качестве нового знамени «горьковское протестантство», и, приписав его к модному тогда ницшеанству, стала трактовать Фому Гордеева и других персонажей-правдоискателей как «сверхчеловеков» или даже «внечеловеков». Горький такие трактовки отнес к глубокому заблуждению. И в феврале 1899 года в письме Дороватскому обосновал свое видение Фомы Гордеева так: «Эта повесть доставляет мне немало хороших минут и очень много страха и сомнений, – она должна быть широкой, содержательной картиной современности, и в то же время на фоне ее должен бешено биться энергичный, здоровый человек, ищущий дел по силам, ищущий простора своей энергии. Ему тесно, жизнь давит его, он видит, что героям в ней нет места…Фома – не типичен как представитель класса, он только русский здоровый человек, который хочет свободной жизни, которому тесно в рамках современности, что суетно засасывает в трясину погони за рублем и проклята проклятьем внутреннего бессилия…».