Виталий Канашкин
Азъ-Есмь
Предисловие
Слеза президента, или Конфигурации политического тела
1.
«Я обещал вам, что мы победим…И мы – победили!..» Эти, отдающие колокольным звоном слова, Владимир Владимирович Путин прокричал, простонал, проскандировал 4 марта 2012 года, когда появился на Манежной площади и в 21.00 взял микрофон. Пространство, вместившее несколько десятков тысяч лояльных туловищ, зыбящихся лиц и вертящихся голов, разверзло молчание и ответило залповым одобрением, громом аплодисментов, радостным всплеском, перешедшим в рев. Путин, поднятой в воздух ладонью угомонил рявк и гул. И, взяв регистром выше, прерывающимся дисконтом пролонгировал свои предвыборно-программные фразы, сейчас, при повторе, не казавшиеся тяжковесными, ибо, произнесенные победительно, они становились решением, действием, лозунгом масс. Его стилистика была не гладкой, интонация – не ораторской, а логика – перевернутой, но они и не были нужны, потому что президентский титул, обретаемый им на ближайшие шесть лет, удесятерял происходящее и без их наличия.
Говорил Владимир Владимирович не много, но время сжалось в мгновение, чтобы затем превратиться в эпоху. Наши СМИ дали стенограмму, однако высший смысл речи ушел, ибо он остался в паузах, в жестах, в той невозможно радостной спазме, что вызвала у Путина слезу. «Это от ветра», - пояснил он позже масс-медиа, словно оправдываясь. Но это было от биения общего сердца – новоявленного Владимира Красное Солнышко и источающего надежду необозримого роя. Впрочем, явная слеза у Путина пробилась лишь одна. Вторую и третью он проглотил, и почти реактивно взлетел на самую вершину ритмической волны. Подобно Церетели, он изваял нечто целое из предоставленного ему непосредственного хаоса. И – как бы приподнял его до самой зубчатой окантовки Кремлевской стены. А потом легким движением вскрыл персональные черепа и в мозговое вещество благонамеренных граждан вставил волшебные чипы: чтобы между будущими «силлогизмами» будущего верха и ракурсами «личной мысли» особого разночтения не возникало.
Выражая благодарность всем, «кто верил», «кто помогал», «кто надеялся», Путин повторно сладко задохнулся, и эта его благословенная судорога, как бы приносящая подспудную вибрацию души к стопам динамичного скопища, сняла катаракту с пресловутого безвременья, а неугомонный дуумвират, будто крапленую карту, швырнула оземь. Дмитрий Медведев, в котором Владимир Путин четыре года назад разглядел риторичного либертина и в качестве подсадного беби-живца ссудил публике, буквально прилюдно истаял, превратился в газообразный выхлоп. И его дублирующий хронознак: «Мы победили и эту победу не отдадим никому», - явил чистую экзальтацию, своего рода посмертную икоту, ничего не значащую и ничего не добавляющую к пульсации Момента.
