«Героический царизм», «шовинистическая нота»... В.В. Ермилов в работе «Наш Пушкин» легко опрокинул это вульгарно-социологическое построение и, поставив в центр наблюдений Поэта и Эпоху, назвал все связанное в творчестве Пушкина с образом Петра «поэзией русской государственности» (17). Суждение было принято и, послужив теоретическим обоснованием патриотизма поэта, вошло в исследования Д.Д. Благого, С.М. Бонди, Ю.Г. Оксмана, И.Л. Фейнберга и других. «Пушкин славит государственность, одним из создателей которой был Петр, выделяя роль и значение этой государственности» (18), - пишет в монографии «Пушкин» И. М. Тойбин. «Петр выступает как исторический характер, оцененный Пушкиным с позиции государственных интересов» (19), - читаем в книге Н. Н. Воробьевой.
Однако идея государственности - не более чем «половина» «проблемы Петра». Вторая же половина, заключавшая в себе идею народности и народного характера, авторами даже не называется и остается фактически тем «труднодоступным» материком, в распознании которого подавляющее большинство исследователей - вот уже сколько лет - методично обнаруживают поразительное сочетание рвущейся вперед проницательности и осторожности. Как будто Белинский не говорил о том, что Пушкин показал «великого преобразователя России во всей народной простоте его приемов и обычаев». И как будто Достоевский не обозначил единственно верный путь познания пушкинского поэтического мира как «чрезвычайного явления русского духа» - его народность и народный характер: «Повсюду у Пушкина слышится вера в русский характер, вера в его духовную мощь, а коль вера, стало быть и надежда, великая надежда на русского человека... И никогда еще ни один русский писатель, ни прежде, ни после него, не соединялся так душевно и родственно с народом своим, как Пушкин».
Заметим: в трактовке Петра I - в том числе. В представлении поэта Петр оказался личностью, соединившей в себе самобытность развитого индивидуального сознания и народный взгляд на вещи, народную мудрость, питаемые опытом поколений. Государственное у него, выступившее элементом исторического прогресса, выросло из народного, а само народное, преломленное через его интеллект, выявило свои перспективные, наиболее человеческие стороны.
Прозорливый взгляд Пушкина проник в самое сокровенное во внутреннем мире Петра, в его духовно-нравственное ядро, где происходило «возникновение» русского человека. Петр предстал перед ним в виде такого национального жизнеспособного начала, которое как бы открыло поэту глаза на самого себя и на своих соотечественников, позволило ему жизнь отдельной личности сделать этапом биографии нации, народа.