Ввели Полину Филипповну — медсестру из привокзального медпункта. Была она в разорванной кофточке, с синяком под левым глазом.
— Ирину Трубникову знаешь? — спросил Рейнхельт, не предложив ей сесть.
— Вместе работали.
— Кто к ней ходил?
— Больные железнодорожники. Чаще других кто посещал?
— Регистрационная книга у вас. В ней все обозначены.
— Из тех, кто не записывался?
— Как можно не записывать! Без надобности к нам не заходили. Как есть всех регистрировали.
— Что о ней вам известно?
— Ничего плохого. Доктор душевный.
— Пошла вон! — взревел Рейнхельт. — В третью ее!
□
Надежда Илларионовна, крестясь, вошла в кабинет. Рейнхельт внимательно осмотрел ее сухонькую фигурку, морщинистое лицо. «В чем только душа держится?» — удивился он.
— Когда последний раз видели Метелина? — глуша раздражение, спросил Рейнхельт.
Давно видела, — охотно ответила Надежда Илларионовна, — еще когда в городе вас, супостатов не было.
— Он — жених вашей дочери?
— Каждая мать мечтает о таком зяте.
— С кем дружили сыновья?
— На Урал эвакуировались их дружки. Теперь дома сидели: к нам — никто, мы — ни к кому…
— Или скажете, где Метелин, или уничтожим всю вашу семью с корнем.
Надежда Илларионовна пожевала губами:
— Уж как водится — не пощадите. О Семе я ничего плохого не скажу.
Офицер выразительно кивнул главному вахмистру, и тот вышел. Верзилы ввели избитого Василия. Волосы у него были мокрые — только что отливали водой, из носа сочилась кровь.
Главный вахмистр снова занял место за столом.
— Ой, что сделали, аспиды! — ужаснулась мать. — Васенька! — И кинулась к нему: — Сынок мой!
Один из молодчиков швырнул ее к стене. Поднимаясь с пола и зажав ладонью разбитые губы, Надежда Илларионовна с ненавистью глядела не на того, кто ее ударил, а на Рейнхельта — главного мучителя ее сына.
— Не сладко, Трубников? — спросил Рейнхельт. — Будет еще хуже. Себя губишь и мать не щадишь. Отвечай, где Метелин?
— Не знаю…
— Приступайте, — бросил Рейнхельт и поспешно скрылся за обитой дверью.
— Подойди сюда, волчица, — обратился главный вахмистр к Надежде Илларионовне. — Встань тут. Положи руку на стол. Так. Понятливая, — похвалил он. — Сейчас проведем маленький опыт, — и ударил кулаком по большому пальцу старухи.
Она не поморщилась. Главный вахмистр достал из ящика стола небольшой молоток с железной ручкой, улыбаясь, обратился к Василию:
— Такая штучка легко дробит кости. Верьте мне, вашей матушке будет очень больно. Скажите, что требуется, и я оставлю ее в покое.
Василий поймал суровый взгляд матери. В нем он прочел: «Молчи».
Эсэсовец поднял молоток: