1
— Что с тобой, Ян? Последние дни ты сам не свой…
— Я ведь всегда говорил, что воспоминания — нечто страшное, что дано человеку словно в наказание. Вот и я вспомнил нечто…
Вера Николаевна со слабостью, столь свойственной прекрасному полу, выражающейся в желании знать о муже как можно больше, долго уговаривала:
— Ну скажи, Ян, о чем ты вспоминаешь? Зачем ты растревожил меня, а теперь молчишь? Тогда вообще не следовало ничего говорить…
Бунин наконец сдался.
— Секрета нет! Просто это очень личное… Хорошо! Много лет назад случился этот роман, но очень глубоко ранил меня. Только Юлий знает о нем. Всегда хранил эту историю от всех в своей душе. Но тебе, моей верной подруге, расскажу.
— Ты знаешь, Ян, что я умею не ревновать тебя к твоим прошлым влюбленностям.
— И правильно делаешь! Ревность не только бессмысленное чувство, оно как ржавчина, способно разъедать самые прочные отношения. Итак, случилось это в начале века. Я окончательно расстался с Анной Цакни, с тобой познакомиться еще не успел. Был свободен словно ветер. К тому же, как говорили, — недурен собой, молод, денежки водились, слава моя росла день ото дня. Книги часто выходили, самые толстые журналы почитали за честь поместить мои творения на своих страницах.
Решили мы с Борей Зайцевым пойти справлять Новый год в Благородное собрание. Бал гремел вовсю, под потолок взлетали пробки шампанского. Кругом сияли счастливые красивые лица, наряды, бриллианты, музыка…
Начались танцы. Леонид Андреев не отходит от какой-то юной прелестницы, увивается вокруг нее. Заметил меня, подлетел, полный самодовольства и своеобразной цыганской красоты. Представляет:
— Екатерина Яковлевна Милина, гимназистка из Кронштадта!
Девушка зарделась, не привыкла к столичному бомонду.
Спрашиваю:
— И в каком же классе?
Просто отвечает, не жеманится:
— В дополнительном, восьмом. Я решила получить свидетельство домашней наставницы.
Вера Николаевна, боявшаяся пропустить хоть слово в интересном рассказе мужа, вставила реплику:
— Ну конечно, выпускницы гимназий, пожелавшие зарабатывать на жизнь частными уроками, нередко шли в дополнительный восьмой. Два года в нем учились.
Иван Алексеевич продолжил:
— Захотелось мне позлить самоуверенного красавца Андреева, заставить его ревновать. К тому же, эта самая Екатерина меня за сердце задела. Говорю: «Ах, как бы желал учиться у такой наставницы! Был бы самым примерным учеником!»
Как я ожидал, Андреев засопел:
— У тебя, Иван, и без того ума палата…