Грани (Заметки о деревенских людях) (Топорков) - страница 9

На поле, где сев озимых, она выходит из машины, идёт к агрегату, а Семён Тимофеевич кряхтит:

– Чёрт тупорылая! Вот так всю жизнь, – жалуется, – будь, как она сказала – и всё! Ты не смотри, что она такая тихая. Тихо говорит, да далеко слышно…

Лекарство

Снова о лодыре. На этот раз – о лодыре с большим стажем и вполне заслуженном. На войне он храбро воевал, вернулся домой с наградами. На День Победы он одевает все свои ордена и медали, неторопливо выходит из дома, идёт на выгон, где собираются такие же, как он, ветераны и, пристроившись в кружок, начинает рассказывать, как он храбро воевал под Керчью и Новороссийском в отряде морской пехоты, но, странное дело, его никто не слушает.

– Не верите, что ли? – спрашивает он у мужиков.

– Нет, не верим, – отвечают. – Лодырь ты великий – в это верим.

И на выгоне качается трава от хохота.

Работает он месяца полтора в год – да и то на току. Сторожем. А должность эта известная – можно и проспать всю ночь, и при необходимости зерном попользоваться. Наверное, из-за этого он и сторожем работал, скота у него – полон двор, где же кормов найти? Но не пойман – не вор. Но вот вышел со сторожем конфуз. На току был шалаш, небольшой, крытый соломой, куда он забирался на ночлег, когда заканчивались работы. В полночь появился на току директор совхоза, походил в одиночестве, крикнул:

– Сторож, сторож!

В ответ – ни слова. Директор кричит снова, и, наконец, из шалаша доносится глухой, спросонья, голос сторожа:

– Чего кричишь, чего кричишь? Насыпай да езжай…

Директор посмеялся, а на утро собрал собрание в отделении, и в числе других поставил вопрос о стороже-лодыре. Говорили многие, но сторож сидел так, будто его разговор не касался, глядел на сельчан надменно, презрительно.

Наконец, слово берёт сварщик, тоже фронтовик, Иван Фёдорович Грунин, трудолюбивый и мудрый мужик. Говорит не спеша, точно слова во рту катает:

– У меня лекарство для Николая Ивановича, сторожа нашего, имеется, товарищ директор. Пожилые наши рабочие, наверное, помнят – после войны у нас в деревне мерин был один, здоровый, но больше шага скорости не знал, как говорится, седьмой день – восьмая верста. И вот собрались мы на ночную скирдовку и видим чудо: серый мерин скачет во всю прыть, а на телеге стоит кузнец наш Панкрат Филимонов, вожжи натягивает, рысь эту сдерживает. Подскочил к нам Панкрат, прямо в скирд мерина оглоблями направил, с телеги спрыгнул, какую-то манипуляцию проделал – и мерин успокоился. А мы – в недоумении, что за чудо такое? Ну и, естественно, к кузнецу с вопросом: как он умудрился так по-кавалерийски на этом лодыре прокатиться? А Панкрат и рассказывает, дескать, секрет простой, картофелину горячую на палочку насадил и мерину под хвост…