— Комплекс младшего брата, — задумчиво прокомментировала Даниэла.
— Наверное, — согласился Себастьян. — Как бы там ни было, но за следующую неделю мы потратили на цветы и конфеты все деньги, которые удалось выманить у родителей. Наперебой приглашали Исабель в кафе и кинотеатры, водили в музеи и на выставки. Наконец настал роковой день. Мы с Джастином заказали в небольшом ресторанчике столик на троих и пригласили Исабель. Сразу же после десерта девушка получила сразу две тщательно отрепетированные версии объяснения в любви. К каждой из них конечно же прилагалось по руке и сердцу. Исабель только оставалось выбрать между нами… или отвергнуть обоих.
Задетая саркастическим тоном Себастьяна, столь неудачно выбранным для повествования о мелодраматических событиях, Даниэла язвительно спросила:
— Надеюсь, она предпочла последнее?
Однако Себастьян невесело усмехнулся.
— Сказать по чести, я тоже на это рассчитывал, начиная уже потихоньку тяготиться глупым пари. Только ложная гордость удерживала меня от примирения с братом. Поскольку женитьба отнюдь не входила в мои планы, равно как и победа Джастина, ничья казалась идеальным вариантом.
Даниэла замерла в напряженном ожидании.
— Так кого же из вас предпочла Исабель?
— Увы, меня.
— Невероятно! Ведь она, кажется, встречалась с Джастином?
Себастьян коротко кивнул.
— Верно. Но, как поется в известной арии, «сердце красавицы склонно к измене…».
Даниэла рассеянно поправила упавшую на глаза темную прядь.
— Просто немыслимо…
— В первое мгновение я испытал дикую радость при мысли, что победа осталась за мной, — между тем продолжал Себастьян грустную исповедь. — А в следующее — увидел расширившиеся глаза брата и понял, что готов жизнь отдать за то, чтобы повернуть события вспять. Такая боль, такая потерянность отразились во взгляде Джастина, устремленном на меня и изменницу, какие можно прочесть только на морде несчастной, измученной собаки, брошенной хозяевами на произвол судьбы после многолетней преданной службы.
— Бедный… — пробормотала Даниэла, ощущая острый приступ жалости к жениху. — Неудивительно, что произошедшее начисто отбило у него охоту шутить и превратило несчастного в черствый сухарь. Не знаю, пережила бы я вообще подобное, очутись в сходной ситуации.
Себастьян скрестил руки на груди и глухо произнес:
— Не дай Бог… В тот вечер, проводив Исабель до дому и кое-как распростившись с ней, даже не поцеловав на прощание, я заторопился уйти. В горле стоял неприятный комок. Какое-то тревожное предчувствие не давало покоя. Вернувшись, я прямиком бросился в комнату брата. И подоспел весьма вовремя, чтобы выбить у него из рук горсть снотворных таблеток.