Давайте снова рассмотрим тот примечательный факт, что пациентка защищалась от своей любви к мужчине с помощью параноической мании. Ключ к пониманию этого может быть найден в истории развития мании. Как мы и ожидали, поначалу эта мания была направлена против женщин. Но теперь на этой параноической основе был совершен переход от женского к мужскому объекту. Такое движение необычно для паранойи; как правило, мы находим, что жертва преследования остается фиксированной на том же человеке и, следовательно, привязанной к тому же полу, к которому принадлежали объекты ее любви до того, как произошла параноическая трансформация. Но невротическое расстройство не может препятствовать движению такого рода, и возможно, наше наблюдение типично для многих случаев. Не только при паранойе может происходить множество подобных процессов, которые еще не рассматривались с этой точки зрения, - и среди них хорошо известные. Например, так называемая бессознательная привязанность неврастеника к инцестуозному объекту любви препятствует ему в выборе незнакомой женщины в качестве объекта и ограничивает его сексуальную активность фантазией. Но в пределах фантазии он достигает прогресса, который заказан ему в реальности, и преуспевает в замещении матери или сестры внешними объектами. Поскольку вето цензуры не включается в действие по отношению к этим объектам, он может осознать свой выбор в фантазиях этих замещающих образов.
В таком случае эти феномены представляют собой попытку продвижения, исходя из нового основания, которое, как правило, было приобретено в порядке регрессии; мы вполне можем поставить рядом с ними прилагаемые при некоторых неврозах усилия возвратить позицию либидо, некогда им занимаемую, но затем потерянную. Разумеется, вряд ли можно провести концептуальную черту, разделяющую эти два класса феноменов. Мы слишком склонны думать, что конфликт, который лежит в основе невроза, приходит к своему завершению с формированием симптома. В действительности, борьба может продолжаться различными путями и после этого. Все новые и новые компоненты инстинктов могут исходить от обеих сторон, тем самым продлевая эту борьбу. Ее объектом становится сам симптом; определенные тенденции, стремящиеся сохранить его, находятся в конфликте с другими, которые добиваются его устранения и восстановления status quo ante[3]. Нередко наряду с другими направлениями работы обращаются к поиску методов сделать симптом ненужным посредством попытки обрести вновь то, что было утрачено и что теперь захвачено симптомом. Эти факты проливают свет на высказывание К. Г. Юнга по поводу того эффекта, что «психическая инерция», противостоящая изменениям и прогрессу, является фундаментальной предпосылкой невроза. Эта инерция поистине в высшей степени своеобразна; она является не общим, но весьма специализированным свойством психики; она не всемогуща даже в пределах своей собственной сферы, но борется против тенденций к прогрессу и выздоровлению, которые сохраняют активность даже после формирования невротических симптомов. Если мы попытаемся найти исходный пункт этой инерции, то обнаружим, что она является проявлением довольно ранних сцеплений — разложить которые очень трудная задача — между инстинктами и впечатлениями и объектами, связанными с этими впечатлениями. Эффект этих сцеплений заключается в том, что они приводят развитие соответствующих инстинктов к состоянию покоя. Или, иными словами, эта специализированная «психическая инерция» всего лишь другое название (хотя вряд ли лучшее) для того, что в психоанализе мы привыкли называть «фиксацией».