– Отпустите меня, люди. Ведь я сына совсем не вижу, живу, как бездомная собака.
Есть в женщинах это чувство солидарности, своё особое, женское, таинственное, как миг человеческого зачатия, и бабы дрогнули, примолкли, в них, как тонкая музыка, зазвучало сострадание. Бабка Мореева, худая и хмурая, сказала душевно:
– А правда, бабы, что мы за неё держимся, как бог за грешную душу? Ведь устала Ольга, сколько мытарств ей судьба уготовила. Пусть отдохнёт маленько, тело наберёт…
Все горькие слёзы, вся печаль, что копились в ней долгие годы войны, сейчас готовы были вырваться на свободу, хлынуть лавиной, бурным горным потоком, но Ольга точно плотину возвела в сознании: нельзя малодушничать, слабеть, слабость – удел людей жалких, а она в жалости не нуждается. Так и удержалась до конца собрания, до того момента, когда бабы и мужики нерешительно проголосовали за её освобождение, а потом торопливо, будто им всё надоело до смертной тоски, избрали Бабкина.
После собрания Плотникова задержалась, спросила у Ольги:
– Ну, что Евдокие Павловне передать?
– Поклон ей низкий…
– Ладно, передам, – и вдруг сказала решительно твёрдым голосом. – А ты мужайся, Ольга, мы тебя в обиду не дадим…
Ольга шла домой, и каждый шаг отдавался глухим стоном, тупым чувством горечи. Слёзы ползли по щекам обжигающие, как крапива, но на душе, как проблеск в туманном небе, зарождался маленький тонкий лучик надежды, что всё у неё будет хорошо.
…Вот так и живёт Ольга, с этой надеждой и верой, только не торопится судьба наградить её за тяготы и лишения, не отлилась, видно, её медаль. Может быть, металла не хватило на неё или горячего огня.
Тогда, в августе, Ларина неожиданно послали на учёбу, а Евдокия Павловна всё сделала, чтоб закрыли дело. И даже по партийной линии не наказали. Просто забыли про неё, потеряли из виду, и она юркнула в глубину, залегла, как рыба на зимнюю спячку. Но Бабкин сумел-таки насолить Ольге. Мало того, что, выслуживаясь перед начальством, не рассчитался с ней по хлебу, он и всё зерно сдал под метёлку, оголодил людей.
Вот почему осталась Ольга без продуктов, вот почему сосёт сейчас в животе, покачивает, как от хмеля.
Ольга миновала последнюю деревню перед домом, в роднике над круглым плёсом утолила жажду. День хоть и к вечеру, а полыхает жаром, как русская печка, прокалённая берёзовыми поленьями, вроде дыма, стоит серая пелена. Второй месяц, как сошла вода, а с неба не капнуло, будто там кто-то запечатал даже маленькие поры, из которых струилась на землю живительная влага. Не пойдут ещё две-три недели дожди, и снова ждите испытаний, люди…