Оружие со стуком упало на пол, а мать, отец и сын застыли, словно пораженные громом.
Дрожа всем телом, Кейт отполз в сторону, поднялся на колени, и его вырвало. Потом он потерял сознание. Бринн, охнув, поспешила ему на помощь, разорвала рубашку и увидела, как сплющенный диск из меди и свинца отвалился от кевларового бронежилета.
А потом «скорая помощь», протоколы, переговоры, уговоры…
И, конечно, невыразимое словами потрясение от случившегося.
Но все же Манкевиц и его хлипкий приятель не ведали о самом скверном. О чем она сожалела каждую минуту своего существования.
После того вечера их жизнь наладилась. До такой степени, что лучше и быть не могло.
Кейт нашел хорошего психоаналитика, прошел курс управления гневом и программу «12 ступеней». Вместе они ходили на сеансы семейной терапии. С Джоуи тоже занимался специалист.
И ни разу с тех пор они не обменялись ни единым грубым словом, ни единым прикосновением, продиктованным чем-то иным, нежели взаимной привязанностью и любовью. Они превратились в нормальную супружескую пару. Исправно посещали школьные праздники Джоуи и церковь. Анна и ее муж, отдалившиеся от них из-за Кейта, постепенно возобновили общение.
Не было больше ни вспышек злости, ни намека на скандал. Он стал образцовым мужем…
А девять месяцев спустя она попросила дать ей развод, на что он скрепя сердце согласился.
Почему она это сделала?
Часами, порой целыми днями, размышляла она об этом. Была ли это запоздалая реакция на ужас того вечера? Накопившаяся антипатия к этому человеку и смене его настроений? Или же она просто не запрограммирована на спокойную и размеренную жизнь?
«Я бы не променял свою нынешнюю жизнь ни на что другое. Взгляните на остальной мир — это же ходячие мертвецы. Они же просто трупы, Бринн. Сидят, бубнят, сердятся на что-то, показанное по ящику, хотя лично к ним оно не имеет ни малейшего отношения…»
Она мысленно вернулась к тому вечеру, когда они с Грэмом пришли из больницы, куда положили раненую Анну. И к тому, что он тогда ей сказал.
«О, Грэм, ты был прав. Во всем прав. Но у меня действительно есть долг перед сыном. Я задолжала ему очень много. Это ведь я поставила его перед необходимостью схватиться за оружие, чтобы спасти маму, хотя должна была вместе с ним уйти из того дома несколькими годами раньше.
А потом все-таки ушла, когда жизнь, казалось бы, наладилась. Забрала его у отца, горы своротившего, чтобы измениться к лучшему.
Разве могу я после всего этого не баловать своего мальчика, не защищать его? И надеяться, что он меня простит».
Снова мимолетно прикоснувшись к подбородку, Бринн поднялась по ступенькам дома Фельдманов. Официальное расследование в нем уже считалось завершенным, но двери были на замке, установленном полицией. Она набрала шифр к навешенному следователями металлическому ящику, достала ключ и вошла внутрь. Дом пропах сладковатой чистящей жидкостью и давно прогоревшими в камине дровами.