Пожилой ажан участливо поинтересовался, не нужна ли Брук медицинская помощь. Она отказалась, попросив только стакан воды и несколько таблеток абсорбента. Через некоторое время ей значительно полегчало, и она даже смогла написать заявление о пропаже сумки. Поскольку это было первое в ее жизни — и, как Брук надеялась, последнее — столкновение с полицией, принятая форма заявления была ей неизвестна, и Брук решила импровизировать.
Когда заявление было готово, девушка попыталась его вручить полицейскому, но тут ее постигла неудача. Ей сказали, что один из детективов желает с ней поговорить, и Брук придется подождать. Ожидание продлилось почти полтора часа, но все попытки выяснить, когда появится тот самый детектив, ничего не дали. С ней разговаривали не менее полудюжины человек, и все вежливо извинялись за задержку и так же вежливо просили проявить терпение, но как раз последнее стремительно истощалось. Похоже, эти французские полицейские совершенно не понимали чувств, желаний и проблем эмансипированной американской девушки Брук Стилер. Они были так же далеки от этого, как эмансипированная американская девушка Брук Стилер далека от понимания чувств, желаний и проблем новозеландского каннибала…
Брук взглянула на долговязого полицейского, маячившего в дверях, и быстро отвела глаза. Почему у нее такое чувство, что к ней приставили охранника? Наверное, потому, что он просто глаз с нее не спускает, как тюремный надзиратель с заключенного! И появления обещанного детектива, который будет заниматься расследованием «дела хорошенькой мадемуазель», все не предвидится… Ей стало совершенно понятно, что здесь просто обожают тянуть резину. Такая канитель всего из-за одной украденной сумки. Господи, куда катится мир?! От избытка грустных впечатлений Брук длинно и прерывисто вздохнула и уставилась на стену перед собой.
Стена была выкрашена масляной краской самого ужасного цвета, какой Брук доводилось видеть. И это тоже не способствовало поднятию ее упавшего духа. И так как смотреть на эту стену было просто невозможно, Брук перевела взгляд на листок бумаги, лежащий перед ней. На листке было всего два абзаца рукописного текста — все, что она смогла выжать из себя. И глупо было надеяться, что, пока она рассматривает стены, к скудному написанному что-то добавится.
От всех этих мыслей Брук совсем расстроилась, и ее неудержимо потянуло рисовать. Места на листе оставалось много, делать было совершенно нечего, и ее руки так и просились изобразить что-то такое эдакое… Например, какие-нибудь звезды с длиннющими лучами, или заштрихованные всевозможными способами квадраты, треугольники, спирали, или на крайний случай какой-нибудь колючий полукустарник, символизирующий ее подсознательное негативное отношение к окружающей обстановке… Лишь с огромным трудом Брук удержала себя в руках. Вряд ли полицейским понравится, если она проявит свои художественные таланты на листке с показаниями. Чтобы окончательно не известись, девушка принялась машинально едва слышно выстукивать по столу кончиком ручки мотив какого-то бравурного марша.