Брови Деби поползли вверх.
— Нет личной жизни? Что ты имеешь в виду? — Возражать по поводу отсутствия мужа и детей не имело смысла, это слишком очевидно. Но если бестактная реплика мачехи и задела Деби, не стоило показывать этого. Впрочем, она умела отлично владеть собой.
— Нетрудно догадаться, что я имею в виду. Ты еще достаточно интересная женщина, хотя, на мой вкус, немного худовата… — Голубые глаза Деби красноречиво скользнули по раздобревшей с годами фигуре мачехи, но она не произнесла ни слова. Вот уже три года, как ты поселилась здесь после развода, а ни с кем не встречаешься, никого не приглашаешь в гости. Это ненормально, когда молодая женщина избегает мужчин.
Деби пригубила вино, неспешно прошла через богато обставленную гостиную и села на обтянутый плюшем диван. Хильда же, как обычно, восседала на стуле во главе стола и потягивала виски с содовой.
— Ты ошибаешься, — спокойно возразила Деби. — Мне отнюдь не плевать на мужчин. Более того, предпочитаю их общество женскому. Я очень люблю беседовать с отцом и проводить время с моими коллегами по работе. Что же касается свиданий — с удовольствием принимаю приглашения в хороший ресторан.
— Чисто деловые встречи не в счет. Это совсем не одно и то же. Даже при очень развитом воображении их трудно назвать свиданиями.
— О, понимаю, ты говоришь о сексе! — без тени смущения заявила Деби, тем самым как бы бросая мачехе вызов.
Та, однако, не смутилась.
— Именно. Я говорю о сексе. По-твоему, это грязное словечко?
— Отнюдь нет, если его сопровождает слово «любовь», Хильда. Я одна из тех странных женщин, которым нужно влюбиться, чтобы испытывать удовольствие от интимных отношений…
Это заявление на самом деле являлось абсолютной ложью, ибо про себя Деби отлично знала: самые незабываемые впечатления остались у нее от занятий любовью с человеком, который вызвал в ней не столько любовь, сколько совсем иное чувство.
Она безуспешно попыталась погасить вдруг ярко вспыхнувшие в памяти моменты той первой и последней их ночи. Словно наяву вновь ощутила холодок двери, к которой оказалась прижата спиной, токи ладоней, обегавших тело, хриплое дыхание Барта в тот момент, когда он стягивал с нее трусики и входил в нее.
Боже, она до сих пор помнит свое состояние! Дикий огонь нестерпимого желания буквально пожирал ее. Внезапная первая боль уступила место волнам невыразимой услады, все возраставшей с каждой секундой и предвещавшей оглушительную разрядку. Ей часто не давала покоя мысль, какой силы потрясение она испытала бы, если бы Барт не оборвал все так резко.