Горькая гримаса исказила лицо Палмера. Сержант, несомненно, прав. Деби встанет на дыбы, стоит ей только услышать, каково мнение Барта о ночном преступлении. Для нее это станет лишним подтверждением того, что он не избавился от своей злобной подозрительности к людям. Припомнит и то, как Палмер к ней лично отнесся когда-то. Кошмар прошлого опять станет между ними. А настоящее?.. Возможно, откажется верить и в него…
Сержант, прощаясь, похлопал его по плечу!
— Предоставь все закону, Барт.
— Там, откуда я приехал, закону, к сожалению, не всегда удается торжествовать.
— Тогда, наверное, ты живешь не там, где надо.
— Пожалуй, сейчас не вполне подходящий момент, чтобы дискутировать, сержант, — пробормотал Палмер и вошел в дом.
Здесь было пусто, темно, тихо. На душе стало совсем тоскливо. Одиночество всей тяжестью навалилось на него. Часы пробили три. Барт подумал: в такое время ему вряд ли дадут повидаться с Урсулой, но решил, что все равно прорвется.
Урсула находилась в отдельной палате. Высокая больничная койка, казалось, сделала ее еще тщедушнее. Выглядела она неважно. Осунулась, побледнела.
Когда Палмер на цыпочках подошел поближе и осторожно придвинул стул, Урсула не сразу открыла глаза.
— Привет, бабуля, — с нежностью произнес он. — Как ты себя чувствуешь?
— Как я могу себя чувствовать? — слабым голосом ответила она. — Простить себе не могу, что мой Райт погиб. Ты уже знаешь?
— Да.
— Я сама во всем виновата. Во всем…
Две крупные слезинки сползли по ее щекам. Барт стиснул ей руку и горячо сказал:
— Неправда. В том, что сегодня случилось, нет твоей вины. Пожалуйста, не преувеличивай.
— Нет, есть, — упрямо отозвалась она. — Я получила то, чего заслужила. «Старая ведьма», кажется, так написано на моей двери?..
— Утром сотру надпись к чертовой матери, забудь!
— Но как мне забыть Райта? Лучше бы я сама оказалась на его месте.
— Глупости! Перестань казниться, очень прошу.
Урсула взглянула на внука с невыразимым страданием.
— Ты не понимаешь, Барт. Я просто не могу тебе всего рассказать… Не хочу, чтобы ты меня потом ненавидел.
— Не морочь мне голову, дорогая моя… Разве я могу тебя ненавидеть? Я люблю тебя.
Слезы вновь блеснули в глазах Урсулы, но голос, когда она заговорила, оказался спокойным и твердым.
— Я хочу, чтобы утром ты позвонил Фарроу домой… Скажи им, скажи… я согласна продать ферму…
В первый момент Палмер изумился, инстинктивно противясь такому решению. Разве она не понимает, что именно этого кое-кто добивается, стремясь сломить ее дух и вынудить сдаться?
Он уже собирался было отговаривать Урсулу, хотел сказать: вместе им непременно удастся выстоять… Да есть ли у него право не учитывать столь серьезные обстоятельства?