Крошечные искорки пробежали между нами там, где должно было бы находиться серебро. Ватная тишина изменилась, стала более просторной и звонкой. Сперва медленно, но постепенно разгоняясь, мы полетели вверх.
Первое касание Розы отозвалось глубоким, постепенно нарастающим звуком, в котором было ожидание и предвкушение чего–то. Удары сердца задали ускоряющийся ритм, а в проносящемся мимо тумане все ярче разгорался свет.
И тем неожиданней было вылететь из молочной густоты, словно пробка из бутылки, моментально теряя скорость, и на мгновение ощутить равновесие в высшей точке нашего безумного броска, чтобы начало мелодии стало знаком величайшего простора.
Перед нами лежала бесконечная пухлая пашня вершин густых облаков, озаренная оранжево–лиловым заревом низкого солнца. После узкой скорости слепого полета мир раскинулся в стороны, и глотка этого воздуха хватило бы на день — потому что это был ветер свободы. Но паузы были бы непростительны, и мы медленно закружились над мягкой завесой под легкие звуки флейты.
Откликнулась и Роза Суигинто — сладкой грустью ностальгии, протяжными криками ласточек, запахом мокрой листвы на рассвете. Повинуясь растущей мелодии, мы пролетели обратно, сквозь ставшие совсем тонкими облака и медленно, словно воздушный змей на слабеющем ветру, плыли над открывшимся внизу новым миром.
Я чувствовал, как вибрирует серебро под напором Розы Мистики Соусейсеки. Необъяснимый покой проник в нас при виде проплывающих внизу сочно–зеленых полей и шумящих в непрерывном движении верхушек лесных исполинов. Тихая мелодия вынесла нас на уютную лужайку, усыпанную мелкими лесными цветами. Даже тишина здесь была особой, наполненной жизнью — шорохом листьев, далекими трелями птиц, низким гудением деловитых шмелей, и недоступным смертным, но ясно различимым душой садовницы звуком растущих трав.
Косые лучи солнца нежно согревали, убаюкивая, зелень обещала принять в свои нежные объятья — но Роза Суигинто продолжила мелодию. Из чащи стрелой вылетел олень, преследуемый волками, и жесткий переход ритмов увлек нас за беглецом, словно порыв ветра. Мы неслись след в след, ощущая и животную мощь скользящих под кожей мышц, и азарт преследователя, и горячее дыхание охотника на затылке. Но страха не было и не было смерти — словно звери разыгрывали представление, в котором погоня была не способом выжить, а безумной радостью от собственных скорости и силы. Я мысленно одобрил Суигинто, которая не забывала удерживать грань между привлекательной выдумкой и жестокостью реальности…или же не знала ее вовсе.