– Знаю! – завопила Леля и захлопала в ладоши. – Знаю писателя! Это наш драматург Илларион Гусаров. Он пишет пьесы.
Вадим скривился. Те пьесы, что ставил режиссер Козленко в своем авангардном театре, казались ему такой белибердой, что смотреть их на трезвую голову было невозможно. Правда, Вадим не хотел портить отношения с сестрой и добросовестно высиживал все эти жуткие спектакли. Но чтобы идти на них по доброй воле?!
– А кроме пьес он ничего больше не пишет? – на всякий случай поинтересовался он.
– Ой! Я не в курсе… Может, и пишет.
«В конце концов, – подумал Вадим, – какой из меня ценитель литературного творчества? Что я в этом понимаю? Я до сих пор пишу с ошибками, а по литературе у меня больше тройки никогда не было. Гусаров писатель? Писатель! Непризнанный? Непризнанный! Это как раз то, что требуется».
Никто не поручал Вадиму заниматься анализом произведений неизвестного гения. Он должен был найти такого, и он его нашел.
– Слу-у-ушай, Лелька! А ты не могла бы поговорить с этим… Гусаровым? Какие у него планы? Как он собирается продвигать свои произведения?
Мадемуазель Усова допила свое пиво и с сожалением вздохнула.
– Могла бы, конечно… Но Илик исчез из театра. Они с Козленко поссорились. Не поделили чего-то. Так что даже не знаю.
– А где он живет? Адрес знаешь?
– Чей? Гусарова?
Вадим еле сдержал готовое вырваться крепкое словцо. Все-таки Леля бывает такой непонятливой!
– Естественно, Гусарова! Кого же еще? Можешь ты сходить к нему в гости? Поговорить, выяснить обстановку?
– Адрес я спрошу в театре. И схожу. А чего спрашивать-то?
Вадим, не жалея времени и сил, объяснил Лелечке, что и как она должна разузнать у писателя.
Теперь, сидя в неряшливой гостиной драматурга, мадемуазель Усова старалась тщательно придерживаться инструкций.
– Какие у тебя творческие планы? – кокетливо сверкая глазками, спросила она Гусарова, который откровенно зевал.
Он плохо выспался, с раннего утра сидел за работой, а тут приходится вести пустую беседу с Усовой. Отношения у них с Лелечкой были более чем прохладные. Чего это ее вдруг принесло?
– В театр я не вернусь! – заявил писатель. – Я решил переквалифицироваться. Буду теперь романы писать. Фантастические. Ты любишь фантастику?
– Обожаю! – захихикала Усова, сгибая свои неуклюжие тощие ноги.
Коленки у нее были острые и так плотно обтянутые кожей, что созерцать сии «прелести» Иллариону становилось невмоготу.
– Вот и хорошо, – сказал он, отводя глаза. – Это принесет мне настоящую славу. Не то что дурацкие пьесы!
– А у тебя уже есть что-нибудь написанное? Дашь почитать?