Чайхана, находящаяся с солнечной стороны горы, была простой глиняной террасой, пристроенной к развалившейся стене караван-сарая. Крыша покрытая ветками и листвой, нависала над ней. В середине стены была большая дыра, в которой худой парень пек на огне тонкие лепешки и раздувал угли под старым, помятым самоваром из меди.
Мокки с удовольствием прихлебнул горячий черный чай. Внезапно, возле края террасы он заметил фигуру человека, с раскинутыми в стороны руками, неподвижно лежащего на спине. Несмотря на холод, на нем была лишь пара хлопковых рубашек, а он сам был таким неподвижным и окоченевшим, что его голые ноги напоминали камень.
Глаза, на его сморщенном лице, были широко открыты и смотрели в пустоту.
Глаза мертвеца.
Мокки остолбенел. Чашка выпала у него из рук. Он побежал к людям, собравшимся вокруг самовара, и закричал:
— Мертвец! Послушайте, там лежит мертвец!
— Знаем уже… — не отрываясь от работы, ответил ему младший брат Гхолама. — Я нашел его сегодня утром, и он был уже совсем ледяным и окоченевшим.
— Я видел как он погиб, — сказал один старый пастух. — Он шел сюда вместе с нами, в группе бродячих горшечников. Было уже темно. Он ехал на своем осле. Но тот не смог взять крутого подъема, оступился, а этот человек упал вниз, и жизнь ушла из него. Его товарищи оставили тело лежать прямо здесь.
— Ага… И поехали дальше, прихватив его осла, — дополнил брат Гхолама и почти без паузы закричал. — Ну, кто хочет еще немного чаю, крепкого черного чаю, ароматного зеленого чаю, замечательных, теплых, только что испеченных мягких лепешек — подходите!
Путешествующие опять начали есть, пить, смеяться и рассказывать друг другу истории и анекдоты, в то время как труп продолжал лежать рядом с ними, и его глаза, которые уже не были человеческими, были направлены в их сторону.
Мокки расхотелось пить чай.
Горы, с их огромными, указывающими в небеса, пиками, вновь начали внушать ему ужас. Судьба погибшего человека была ему безразлична, но он подумал о спящем Уросе… который, возможно, не просто спит, а наверное…
Наконец-то Урос был один. Нет… еще нет. Какой-то человек подбежал к нему, тяжело дыша. Мокки склонился над Уросом и застонал: эти запавшие щеки, бескровные губы.
Урос еще дышит, но как тяжело и глухо! Славный Мокки был вне себя. Он опустился перед Уросом на колени и в отчаянии закрыл лицо руками. Когда он опустил их, Урос взглянул на широкое, доброе лицо саиса, полное заботы о нем. Заметив Мокки, потрясенного горем и состраданием, он нехотя отвернулся.
— Где тебя носило? — спросил он лишенным выражения голосом.