Как будто у них, в горах и городах на юге, недостаточно интересных игр!
— Это бузкаши что, так же искусно и интересно, как соревнование с деревянными копьями? — хмыкнули одни.
— Так же неистово, как прыжок боевого барана? — скривились другие.
— Так же жестоко, как бой между волком и волкодавом?
— Так же величественно, как спор не на жизнь, а на смерть между двумя дикими верблюдами? — презрительно дополнили остальные.
Так возмущались жители гор. А трое мужчин в чапанах, окруженные еще несколькими путешественниками с севера, гневно запротестовали:
— Да что вы все понимаете в красоте бузкаши! Вы же не можете отличить мула от чистокровной лошади!
— Вы даже на лошадях сидите так же, как на своих ишаках!
Голоса становились все громче, ответы все более колкими и язвительными.
Теперь речь шла уже не об игре, а о более важной вещи — о чести их родных племен и провинций. И потасовка не заставила себя ждать.
Хозяин чайханы закусил губу, когда увидел, как на пол полетели первые разбитые чашки, а кипяток из перевернутого самовара с шипением захлестал наружу. У него было широкое, жесткое лицо, крепкая спина и сильные, длинные руки, но что он мог сделать один? Все его бача,[4] а их было трое, не были старше пятнадцати лет.
Наконец он решил выскочить на улицу и попросить помощи у водителей и хозяев других чайхан. Уклоняясь от пиал летевших ему в голову, и уворачиваясь от людей, орущих и страстно тузящих друг друга, он пробрался к выходу на дорогу, но тут увидел древнего старика, который, перекинув через плечо свой легкий мешок, шел по направлению к его чайхане.
— Сам Аллах посылает его нам! — воскликнул чайханщик и бросился назад, в толпу дерущихся.
Он попытался что-то им прокричать, но его не услышали. Он был маленького роста, а его голос стал тонким и слабым от многих лет жизни на такой высоте.
Самый младший из бача, мальчик тринадцати лет, подбежал к нему и спросил:
— Может быть, мне принести им новую посуду и самовар?
— Да подожди ты! — отмахнулся от него хозяин.
Но через секунду он уже схватил его и посадил на свои широкие плечи.
— Ты будешь сейчас кричать во всю глотку то, что я буду тебе говорить! — приказал он мальчику.
Бача приложил ладони ко рту наподобие громкоговорителя и закричал изо всех сил, повторяя слова, что подсказывал ему хозяин.
— Прекратите! Немедленно прекратите! Хватит!
Голова ребенка, что возвышалась над всеми, его ясный и чистый голос, ошарашил людей на мгновение. Крики стихли и даже самые гневные лица повернулись в сторону этого юного лица. Бача сделал крошечную паузу и продолжил: