Старик замолчал. Мокки ахнул, и закрыл лицо руками. Гхолам и его брат, которые уже слышали эту историю, сочувственно покачали головами.
А Урос сказал:
— Только такой повелитель, как Абдур Рахман, мог так рассудить и найти такое решение.
— Величайший из всех повелителей, — спокойно сказал слепой писарь. — Он приказал отвезти меня сюда, в кишлак, где я родился. И я научился писать заново — в слепую, чтобы приносить пользу в том, что когда-то было частью моей службы.
Поставив свою подпись под текстом, старик отложил перо в сторону.
— Ты умеешь писать? — спросил он Уроса.
— Только мое имя.
— Этого достаточно, — сказал писарь.
Потом он повернулся к Гхоламу:
— Распишись, как обычно, за себя и за своего брата.
Слепец аккуратно сложил свои принадлежности обратно в коробку, удалил маленькие гвоздики, что все еще плотно держали лист у доски, и передал бумагу Уросу. Тот сложил ее и засунул под чапан. Потом он расплатился со стариком и сказал:
— О мудрый старик, пусть Аллах подарит тебе еще много лет жизни!
А старик ответил на это:
— Зачем? Чтобы я и дальше мучился от осознания своей вины?
Гхолам, горбач, произнес:
— Чтобы ты учил нас всех, как избежать соблазна.
При этих словах, он посмотрел на саиса, который по-прежнему прятал лицо в ладонях.
Они выпили чаю. Потом Мокки отвез писаря назад в поселок. Там он купил все нужное для дороги: много еды, четыре одеяла, два толстых пуштина[15] и один кинжал. Он не забыл ничего, хотя все делал словно во сне, не способный думать и чувствовать.
Когда он вернулся назад, то продолжал собираться в дорогу с таким же равнодушием.
Молча, помог он Уросу сесть в седло.
— Еще светло, — сказал Урос. — Так даже лучше. Где этот горбун? Он не хочет получить деньги?
Мокки пошел в чайхану, чтобы найти его. Он встретил Гхолама по дороге туда. Тот вытирал о штаны, испачканные в глине, руки.
— Мы уезжаем, — сказал ему Мокки.
Его голос был ровным, а взгляд равнодушным.
— Мне очень жаль, что пришлось оставить вас на некоторое время. Я только что похоронил труп того несчастного.
— Труп… труп… — повторил Мокки и задрожал.
Ужас заполнил каждую клетку его тела. Он обхватил руками горбатую спину Гхолама и запричитал, умоляюще:
— О, брат мой, я прошу тебя, дай мне защитное благословение для моего пути!
Гхолам мягко ответил:
— Единственное, что я могу тебе дать, это чтобы ты мог каждое утро приветствовать солнце так, как делал это сегодня.
Услышав их голоса, к ним подъехал Урос, между зубами он держал плетку.