— Я понимаю. Все стоит денег, герр Густав.
— Ну да. Ну да… Аргентинцы любят деньги. Вообще это довольно своеобразный народ. Они очень ленивы, очень дружелюбны и вместе с тем очень агрессивны, если дело заходит о войне. Выжигают целые деревни, всех женщин насилуют, потом убивают…
— Убивают-то зачем?
— Ну, как вам объяснить? Чтобы не мучились, скажем так. Испанская культура — обесчещенной женщине лучше не жить.
— Какой странный обычай…
— Их нельзя мерить нашей меркой. Они наивны как дети, искренни как дети, и жестоки как дети. Дети вообще самые жестокие существа на свете. Он не понимает, что птичка, расстреливаемая им из рогатки, тоже ощущает боль. Для них это просто игрушка. У вас есть дети?
— Был… Сын. Не знаю, где он сейчас. Мне не удалось вывезти его из Берлина. Но это мне. Тесть мой был достаточно влиятельный человек — может, он как-то… Не знаю, короче, что вам ответить.
— Я тоже очень тяжело переживал 45-й. Вам, военным, не понять. Думаете, я здесь ром пил? Здесь все тоже начало сыпаться. На мне же была вся резидентура, и все это в одночасье рухнуло. А выстраивал я ее — годы.
— У вас остались какие-то связи в этом мире?
— Есть, знаете, такая шутка. Не бывает бывших разведчиков.
— А можно было бы выйти на какого-нибудь серьезного человека в русском посольстве…
Густаво посмотрел на Ройтера очень подозрительно.
— На хрена вам это удовольствие?
— Ну… я бы хотел ему… им… кое-что предложить…
Атташе по культуре расхохотался.
— Ха-ха-ха! Боже мой, что вы хотите им предложить? Вы выкрали чертежи секретных «Фау», реактивных «Мессершмитов»?
Ройтер молчал.
— У них сейчас и так все, что хотите. Целая экономика страны… Да и потом, зачем такой сложный заход?
— Что вы имеете в виду?
— Ну зачем заходить через русских? Это все равно, что при заходе на посадку, уж коли вы, мой дорогой, — летчик, перевернуться кверху шасси… Почему не выйти сразу на англичан?
— Потому что то, что я хочу им предложить, как раз может им помочь против англичан…
— Боже, как же вы наивны… — Густаво смахнул слезы с глаз, которые навернулись, пока он хохотал. — Россия и Британия — это же одно и то же! Только Британия — метрополия. Ну, если что-то предлагать, например, хозяйке этого ранчо, то надо обращаться явно не к конюху, а хотя бы ко мне, управляющему.
Ройтера несколько раздражало то, что его собеседник говорит о вещах, мягко говоря, спорных, как о само собой разумеющимся, всю войну только и разговоров было, что не сегодня завтра союзники сцепятся между собой, а тут оно вон как оказывается! И он вынужден был задавать вопросы.