Его заметили и поблагодарили.
Потом Гриша крикнул «горько!» еще и выпил снова полстакана. Антоныч его не останавливал. Это лучшее, что можно придумать. Гриша выпьет и уснет. А пока он страдает во сне, можно провести разведку. Гришу снова поблагодарили, на этот раз – со стороны тестя и тещи.
– Поймаю – убью обоих, сука, – пообещал Гриша, наливая сначала себе, потом остальным.
Огни Одессы давно растворились в прохладном воздухе. За этот столик от того свадебного стола принесли бутылку виски. Гриша выпил еще, и дальнейшее он воспринимал как бесконечную ленту событий…
Голос Славы:
– Нужно изучить систему видеонаблюдения. Это возьмет на себя Гера. Я займусь охраной. Где стоят и когда меняются. Антоныч, узнай все о запасных выходах, спасательных шлюпках, где находится каюта хозяина и капитана…
Злорадно выпивая подаренный виски, Гриша продолжал ощущать.
Голос Антоныча воспринимается уже как голос с небес:
– Слава, поброди по палубам, поговори с людьми. Может, что нужное узнаешь…
А Грише фиолетово. Он видел средства пожаротушения за стеклом. Сейчас эти трое улягутся. И он пойдет за топором.
Гриша нашел бутылку, выдернул пробку, выпил прямо из горла и зловещим голосом взревел:
– Сейчас, сейчас, Кира. Я только молодых поздравлю. Вместе с судовладельцем катранам ужин понесете.
Слава, Гера и Антоныч стояли над Гришей. На кровати в каюте он выглядел вполне безобидно.
– Вот поэтому я и не женюсь, – объяснил Антоныч.
Заперев каюту, они разошлись в разные стороны.
На палубе Антоныч решил не светиться. Высокий, крепкого сложения, он выделялся среди пассажиров, как фонарь посреди деревни. Мимо, медленно двигаясь, словно на колесиках прокатилась дама лет шестидесяти с пинчером на монументальной груди. Она подмигнула Антонычу, и он, стиснув зубы и сморщившись, как от зловония, отвернулся. Антоныч ненавидел собак, но была причина, которая гасила его неприязнь.
Каждое утро для Антоныча начиналось с сумерек огорчения. Обычно джек-рассел-терьер Витек присваивал только одну тапку. Больше всего ему нравилась левая. Теперь пропали обе. Зная кинологическую особенность Витька уносить в неизвестность вещи при запертой на два замка квартире, Антоныч вздыхал безнадежно и сдавленно. Все, что не удавалось выхватить из пасти алчного Витька до мгновения полного смыкания его челюстей, исчезало навсегда. Так дематериализовались пульт от люстры, кусок принесенной для ужина и предусмотрительно уложенной на холодильник буженины, подаренный влюбчивой проституткой Дашей галстук и еще много предметов, воспоминания о которых вызывали чувства противоречивые. За галстук Антоныч Витьку не предъявил, галстук был так себе, но кража с двухметрового холодильника растрогала голодного кардиолога до состояния клекота. Увидев в руке лоха штопор, Витек гулко пробарабанил лапами по паркету и, тревожно шелестя в желудке целлофановой упаковкой, скрылся в том самом ином пространственно-временном континууме, куда обычно уносил навар. Гармонично сочетая в себе клептоманию, систему антизаноса, взгляд академика Капицы и стремительность Астерикса, Витек отравлял жизнь Антоныча с последовательностью, свойственной проктологам и судебным приставам.