Возле двери в обнимку с Дефендером храпел мой телохранитель Павел Сирота, но стоило скрипнуть двери, как парень мгновенно проснулся.
– Где остальные? – спросил я горе часового.
– Спят без задних ног, внизу в светелке.
– Все живы, а то я толком ничего не помню?
– Да погуляли мы знатно! А ты командир всех удивил! Всю ночь, до утра песни пел и ни в одном глазу! Правда, заснул под утро как убитый, и пришлось нам тебя на руках нести. В каких это странах так лихо хмельное пить умеют? Ты за ночь больше выхлебал, чем загнанная лошадь, воды зараз выпивает. Сам бы не видел ни в жизнь, не поверил, что человек столько выпить может и не помереть!
– Какие твои годы, еще научишься. Чего я еще вчера учудил? Обоз наш не пропил и в закупы вас ни к кому не продал?
– Да нет вроде. Правда, я сам, что поутру было, плохо помню, но тогда уже в трактир Еремей из города вернулся. Я только казну сторожил, чтобы не утащили!
– Какую казну?
– Да ты своими песнями из торговых гостей полпуда серебра вытряс, а немцы (иностранцы), которые к полуночи заявились, с тобой за песни золотом рассчитались! Гишпанец так тот вообще едва не зарезался, когда ты про какой-то 'амор' запел, други евонные еле кинжал отобрали. Правда, он к тому времени уже пьяный в лоскуты был, но скулил уж больно жалостно.
– Буди гвардию, пойдем, перекусим в трактир, а то что-то жрать охота.
– Командир лучше давай я сбегаю и сюда принесу чего-нибудь поесть. Тебя толпа народу почитай с самого утра возле трактира дожидается, я давеча едва отсюдова ходоков во двор выгнал.
– Что за ходоки такие нарисовались? – удивился я.
– Да это Расстрига спьяну расстарался, оглоблю ему в дышло! Когда тебя спать унесли он вещать начал как юродивый, вот и напроповедовал! Теперь народ ждет, когда ты в ополчение воев набирать станешь, чтобы на Казань идти.
– Да вы что там совсем рехнулись, какая нахрен Казань? – оторопел я, услышав неожиданное известие.
– Так и я говорю, что до лета подождать нужно, а Расстрига: 'сейчас пойдем, пока нас не ждут'!
– Бегом гони всех сюда! Разбираться будем, что вы там еще учудили! Мать моя женщина и за что только мне все это? – приказал я Сироте, а затем, схватившись за больную голову, вернулся к себе в комнату.
Минут через десять страдающая от похмелья и сильно помятая гвардия явилась перед моими очами, и я приступил к разбору полетов.
Сначала у меня было большое желание просто пришибить Расстригу, который, по словам Сироты, затеял всю эту катавасию с казанским походом, но в процессе расследования выяснилось, что и у меня рыльце в пушку. Постепенно с помощью вопросов и ответов мне удалось восстановить хронологию событий вчерашнего банкета, и я понял, что попал не по-детски.