Убитых в моем войске оказалось всего трое. Это были двое часовых, которых татары зарубили во дворе перед воротами, когда те пытались убежать, бросив боевой пост. Третьего бойца застрелил лучник, когда мы открыли огонь из казармы и один из налетчиков все-таки успел выпустить единственную стрелу. Парню просто не повезло, и стрела попала ему точно в глаз. Было еще четверо легкораненых, но они получили не боевые травмы. Двоих бойцов помяли перепуганные лошади, которых они попытались поймать, третий подвернул ногу, а четвертый порезался, наступив на валявшийся, на земле нож.
Противник потерял пятьдесят два человека убитыми и четверых мы взяли в плен. Правда, среди нападавших оказалось много тяжелораненых, которых я сразу приказал добить, чтобы они зря не мучились. По нынешним временам практически любое огнестрельное ранение в грудь или живот верная мучительная смерть, поэтому мой приказ являлся актом милосердия, а не заскоком садиста. Чтобы хладнокровно резать раненых, нужна привычка, и это необходимо сделать пока бойцы не отошли от боевой горячки, так как потом с этим вопросом могли появиться проблемы. Помимо людей во дворе усадьбы мы настреляли двадцать четыре лошади, а остальные ускакали в открытые ворота. При этом взбесившиеся кони насмерть стоптали полтора десятка своих же хозяев, которые бросились к лошадям, чтобы спастись бегством.
Самой большой неожиданностью оказалось то, что на усадьбу напали не татары, а самые настоящие русские, закосившие под татар. Правда среди налетчиков было полтора десятка татарских воинов, но руководил налетом боярин Путята Лопахин собственной персоной, родовая вотчина которого находилась в двадцати верстах от Вереи. Среди трупов также оказался младший брат Путяты и бывший тиун боярыни Пелагеи – Андрей Мытник. Сбежавший тиун видимо и был инициатором нападения на усадьбу, похоже предатель таким способом хотел втереться в доверие к новому хозяину.
Высланная мною в Верею разведка вернулась через час и доложила, что налетчики там порезвиться не успели, по-видимому, решив сначала захватить боярскую усадьбу, а уже потом заняться мародерством в деревне. Я сразу отправил разведчиков назад в деревню с приказом привести мужиков с подводами, чтобы вывезти из усадьбы людские и лошадиные трупы, а сам пошел к боярыне с докладом.
Пелагея лежала на кровати в своей опочивальне бледная как смерть, а вокруг нее суетились толпа дворни, бросившей хозяйку на произвол судьбы в момент опасности. Я вкратце доложил обстановку, решив не беспокоить длинным докладом перенесшую стресс боярыню, но Пелагея с трудом поднялась с постели и приказала вывести ее во двор. Похоже, мой бравый доклад не убедил перепуганную женщину, и она захотела увидеть все своими глазами.