Кавказская слава (Соболь) - страница 116

— Нет-нет! Женщина только тогда и бывает собой, когда говорит о собственных чувствах.

— Вы думаете, мы настолько эгоистичны?

— Женщины — лучшая часть человечества, а, следовательно, все человеческие качества присущи им в лучшей мере.

Софья Александровна расхохоталась:

— Я надеюсь, я очень надеюсь, что и там нам достанет времени и желания пикироваться с подобным же удовольствием.

Новицкий молча поклонился и притворил дверцу. Кучер свистнул, хлопнул легко вожжами. Карета покатилась и свернула налево, по Певческому мосту к Зимнему. Сергей помахал вслед рукой, уверенный, впрочем, что его уже не видят, и направился к входу в трактир.

«Женщины! — усмехался он, подымаясь по лестнице. — Они бы собрали всех встреченных ими мужчин и держали кого в прихожей, кого в гостиной, а кого, на всякий случай, и при двери в спальную…» Он уверял себя, что держался достойно и ловко вышел из сложного и неприятного положения, но при последней мысли у него заныло в левом боку. Привычным движением он сунул ладонь под борт венгерки и потер, но не шрам, оставленный французской картечиной, а чуть выше, где реберные кости надежно, казалось ему, сковали все его чувства…

Часть третья

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

I

Два человека вышли из сакли и направились в угол двора. Первый подошел к сараю, толкнул вверх короткий брусок, запиравший створку, и потянул за деревянное же кольцо. Дверь скрипнула и повернулась на колышках.

— Хамзат! — позвал вошедший.

Наверху зашуршало, доски потолка раздвинулись, и вниз спрыгнул еще один мужчина, одетый так же, как и пришельцы. У него тоже поверх бешмета на поясе, плотно охватывавшем узкую талию, висел кинжал.

— Где он? — спросил второй.

Хамзат, чуть прихрамывая, зашел в первый отсек, отогнал в угол заревевшего осла и разбросал грязную солому, закрывавшую каменный пол. Обнажились несколько плотно сбитых досок, закрывавших, очевидно, довольно глубокий провал. В настиле проделано было отверстие, достаточное, чтобы прошло сквозь него ведро.

— Открой!

Слуга разбросал доски, и все трое отшатнулись с омерзением: такой смрад поднялся из ямы, что ощущался даже поверх запахов скота: осла, коровы, быка, двух лошадей, населявших сарай.

— Поднимайте!

Хамзат и первый пришелец принялись за работу, второй, хозяин дома, стал в отдалении.

Мужчины сбросили веревки, Хамзат, обвязав лицо тряпкой, спустился вниз, через несколько минут поднялся, и вдвоем они, не особенно тужась, вытянули наверх фигуру, в которой с некоторым усилием можно было узнать человека.

Нечесаные волосы падали до плеч, закрывая спереди и лоб, и глаза; худые руки висели свободно вдоль тела, едва закрытого обветшавшей одеждой, бывшей когда-то офицерским мундиром. Пленник попробовал что-то вымолвить, но смог издать лишь клокотание, подобное птичьему.