— Выводите! — приказал хозяин и сам поспешил к выходу.
На воздухе пленному сделалось плохо, он ослабел и упал бы, не поддержи его сзади Хамзат. Впрочем, и он, привыкший к любому запаху, воротил лицо и старался дышать в сторону. Второй же слуга, видно, с удовольствием разрубил бы нечистое существо на несколько частей и сбросил в пропасть, открывавшуюся сразу же за каменным забором, ограничившим двор.
— Сбейте с него железо, оботрите травой и посадите в седло. Нас уже ждут.
Минут через двадцать небольшая партия в полтора десятка конных стала небыстро спускаться под гору. Русский ехал в конце ее, привязанный к лошади. Глаза его были завязаны, и двое наездников охраняли его с боков.
Постепенно к офицеру стало возвращаться сознание. Он слышал, как ступают копыта по твердой земле, чувствовал, как сгибаются ветки, уступая его плечу, ощущал ветер, время от времени освежавший горящую кожу. Только ехавшие рядом молчали.
— Куда? — спросил русский; за месяцы плена он выучил несколько слов на языке хозяев.
Ему никто не ответил. Он стиснул зубы и выпрямился в седле. Значит — не удалось. Следовательно — сегодня его казнят. Привезут на большую поляну, привяжут к дереву, и каждый, кто будет проходить мимо, станет колоть его острием кинжала. Быстро, больно, но так, чтобы жертва еще жила, дышала, мучилась и кричала. Но это удовольствие он своим мучителям не доставит. Сколько дней он терпел существование в смрадной, тесной, холодной яме. Сможет, наверное, вытерпеть и несколько часов до смерти.
Ехали долго, то спускаясь, то поднимаясь, и только по движениям лошадиной спины офицер догадывался, насколько крут оказывался очередной склон. Он напрягал последние силы, стараясь сидеть ровно, но все равно, голова его то и дело клонилась вперед и вниз, едва не утыкаясь в лошадиную гриву. Почувствовав жесткий волос, майор выпрямлялся, но через четверть часа ослабевшие от бездействия мышцы отказывались подчиняться воле.
Вдруг остановились. Несколько рук вцепились в локти пленного, сняли с седла, поставили на землю. Под ногами была не трава, но утоптанная земля. Его отпустили. Он услышал гортанный вскрик, и десятки подков ударились в сторону, откуда они приехали. Он ничего не понимал, напряг связанные за спиной руки, но безуспешно. И вдруг услышал новые громкие голоса.
— Швецов! — закричали ему, казалось, прямо в ухо. — Павел! Ну наконец-то!
Повязку сорвали, кто-то, забежав за спину, разрезал ножом веревки. Прямо перед собой он увидел смеющееся, счастливое лицо брата. Они стояли прямо на дороге, подходившей к опушке леса. За спиной Петра майор разглядел остановившуюся колонну: две егерские роты и два орудия в середине. Он открыл рот, чтобы вздохнуть, и вдруг засмеялся страшным, визгливым смехом, сел, почти рухнув, и стал колотить по тощим бедрам исхудавшими кулачками…