В приемной послышались шаги, громко заговорили, почти закричали люди по-русски и по-татарски, рявкнул штабс-капитан.
— Хорошо! — выделился один резкий голос, чуть запинавшийся на плохо знакомых ему словах. — Все остаются. Я иду. Совсем один.
Человек, показавшийся в проеме двери, мог быть только Измаил-ханом. Среднего возраста, чуть выше среднего роста, когда-то красивый и ладный, но уже обрюзгший, опухший от развратной жизни, которую вел с того самого дня, как сделался ханом Шеки. За ним в комнату шагнул все тот же Корытин и коротким жестом показал на кинжал, висевший на поясе хана. Валериан также молча, одним движением головы отправил его за дверь. Измаил не должен даже помыслить, что его могут бояться. И гренадеры вдоль стен нужны были Мадатову не для охраны, а только для утверждения своего присутствия в этой комнате, в этом дворце, крепости, городе, ханстве, всех трех ханствах, которые в управление ему отдал Ермолов.
Валериан и не подумал подняться, приветствуя владельца дворца. Сейчас хозяином ханства и города был он, генерал Мадатов. Измаил-хан должен понять это с первых же минут разговора. Подождал, пока тот тоже утвердится на подушках дивана, и проронил первую фразу.
— Губернатор Грузии, генерал от инфантерии Алексей Петрович Ермолов шлет привет Измаил-хану…
Он сознательно опустил любые эпитеты, и, когда переводчик, зачарованный близостью жестокого правителя, начал выдумывать их самолично, тут же положил руку ему на плечо:
— Мы можем говорить и без лишних свидетелей, — проговорил он совершенно свободно, без особенных усилий переходя на чужой язык.
Толкнул переводчика к двери, и тот, не смея подняться, уплыл по гладкому полу, отталкиваясь ладонями и тряся головой.
— Я тоже рад приветствовать храброго генерала…
Валериан спокойно выслушал все подобающие случаю титулы.
— Я не буду говорить долго. Мне нужны люди Измаил-хана.
Быстрый переход к делу мог показаться невежливым, но Мадатов и намеревался быть грубым. Хан должен понять, кто управляет сейчас Закавказьем.
— Кто-то из моих подданных решился оскорбить генерала Ермолова?
— Его оскорбил Абдул-бек из Чикиль-аула.
— Я слышал о нем. Говорят — он храбр и быстр.
— Но прежде всего он глуп. И все поймут это всего лишь через несколько дней.
Измаил-хан облизнул губы. Его, понял Валериан, томили последствия вчерашних удовольствий, головная боль, жажда. Хан хлопнул в ладоши, и спустя несколько минут два прислужника внесли большие подносы с фруктами, кувшины с цветной водой, пиалы. Каждый слуга плеснул из кувшина в небольшой сосуд, вытащенный из-за пояса, выпил до дна, потом поклонился и быстро убрался, не поворачиваясь спиной.