Ущелье оказалось настолько узким, что отряд вытянулся в длинную нитку, по три-четыре человека рядом. Лошади с трудом тянули орудия по камням, им помогали прислуга и солдаты, назначенные в прикрытие. Конницу Мадатов разделил, частью пустил в авангарде колонны, частью оставил сзади, чтобы не так отдавалось в горах эхо сотен подков.
Как только ущелье расширилось, проводник опять повернул в другое, также продолбленное давно пересохшим ручьем. Мадатов поехал прямо за ним, объяснив внятно и твердо: «Наведешь на засаду, первая моя пуля тебе…» Он смотрел в спину и думал, что, случись рядом Фома, тут же распознал бы, честно отрабатывает обещанные деньги незнакомый ему человек или скрывает под черной буркой такого же цвета сердце.
Проводник оказался отменно честен. Они перевалили еще один отрог, где пушки пришлось спускать по осыпи на руках и веревках, потом поднялись по краю расселины, казавшейся в сумеречном свете почти бездонной, и там уже открылся аул.
Около полутора сотен саклей прилепилось к склону горы. Издалека казалось, что каменные домики стоят друг у друга на крыше. Ниже аула виднелась неширокая плоскость, на которой мигали костры, меж которых мелькали вооруженные люди.
— Бек знает, что мы идем. Позвал помощь из соседних аулов. Сложили каменные завалы. Вывел мужчин и отослал семьи. Это хорошо.
— Чем хорошо? — также шепотом спросил горца Мадатов.
Они вдвоем, три казака и Корытин с десятком людей осторожно пробрались вперед, разглядеть, чем занят противник.
— Не будут упрямиться. Выбьешь из-за завалов — и убегут или сдадутся. Если женщины останутся, мужчины будут драться за каждую саклю. Они ждут тебя завтра и с другой стороны. Так, как я вывел тебя, русские здесь еще не ходили.
«Русские вообще здесь еще не ходили», — подумал с гордостью Валериан и потянул проводника вниз.
Его план сработал так, как он и предполагал. Абдул-бек знал, что сюда двигается несильный отряд, и приготовился встретить его перед аулом. Две роты пехотинцев, две пушки, конница, уже готовая бежать при первых же выстрелах, — все обещало еще одну громкую победу владельцу Чикиль-аула.
Мадатов привел сюда вдвое больше орудий и пехотинцев, да взял не шекинцев, а сотню казаков и всадников из Карабаха, на которых знал, что может вполне положиться. Оставалось не нашуметь.
В темноте они затащили пушки на площадку, удобную для стрельбы, и оставили до утра с мушкетерским прикрытием. Костров не палили, люди согревались прижимаясь друг к другу, набросив сверху развернутые шинели.
Утром, только солнце чуть осветило гребень хребта, разом рявкнули все четыре орудия. Вверх и в стороны полетели камни, куски разорванных тел, закричали раненые, заметались живые, ошарашенные неожиданным нападением. Дважды еще ударили пушки, затем под прикрытием тумана и дыма пошла, уставив штыки, пехота. Из-за садов, прижавшихся к аулу, вынеслась было дагестанская конница, но ее встретили казаки и карабахцы.