. Пусть будет!..
Они выпили и снова наполнили чаши, они снова поздравили Шагабутдина и опять разлили брагу по чарам. Они ели, они пили, они говорили, радуясь новому джигиту аула, обещая ему жизнь, если не долгую, то во всяком случае славную.
— Если бы он родился вместо моей старшей дочери, сейчас бы мы вместе стояли у завалов, ожидая прихода русских. А так он будет моложе моего внука.
— Не печалься, друг, — крикнул захмелевший Ильяс. — К чему торопить годы. Аллах знает, когда ожидать нам то или иное. А быстрые реки, Шагабутдин, никогда не достигнут моря.
— Но известно было еще старикам — не спеши говорить, спеши делать.
— Поспорили заяц и черепаха — кто быстрее добежит до холма. Заяц не торопился, зная, что в любой момент обгонит соперника. А черепаха не думала, просто ползла без отдыха. И она приползла к холму первой.
Ильяс поставил кувшин и взглянул через стол:
— Странные слова ты сказал, Абдул-бек. Их можно услышать и так и эдак. Их можно вывернуть наизнанку, как шубу зимой, и они все равно окажутся правдой.
— Разве истина греет человека подобно шубе? — усмехнулся Абдул-бек. — Я слышал, что она режет человека подобно острому лезвию.
— Если только его не выковал кубачинец[47]! — Шагабутдин увидел, как два его друга сцепились взглядами, и решил шуткой разрядить давний спор:
— Зачем нам эти потомки ференгов[48]. Пусть их шашкам радуются лентяи. Моя гурда[49] лежит в деревянных ножнах, но…
— Я уже слышал историю о двух отрубленных головах, — учтиво, но резко оборвал тамаду Абдул-бек.
— Две? Неужели там было лишь две? Мне помнится, что лезвие прошло через три шеи, а мне казалось, что оно свистело по воздуху.
— Я был там, — сказал Шагабутдин. — Я видел этот удар и помню, что на землю упало разом четыре головы.
— Да, четыре! — Глаза Ильяса оставили Абдул-бека и обратились словно бы внутрь. — Конечно, четыре! Четырех пленников мы не довели тогда в Эндери. Но я выиграл этот спор и не жалею об утраченном золоте. Не может человек удержать в одной руке два арбуза. Либо ты мужчина, либо купец.
Абдул-бек повернулся к Шагабутдину:
— Каждый думает о своем, говорят лакцы, но мельник лишь о воде.
— Он хорошо сражается, однако рассказывать любит не меньше. Но какая же вода подтачивает твою душу, мой друг?
Абдул-бек помолчал, не решаясь сразу высказать, что просилось на язык с того момента, когда он узнал о рождении сына Шагабутдина.
— Не дожидайся рассвета, увези семью из аула.
Шагабутдин придвинулся ближе и понизил голос почти до шепота:
— Ты думаешь, русские перейдут мост?
Хмельной Ильяс еще не потерял слух и подхватил последнее слово: