Наверное, такова жизнь. По-настоящему одиноко становится только тогда, когда чувствуешь себя бесполезным.
Томас молчал, взволнованный неожиданной откровенностью священника. Когда они были вместе, Джим ничего такого не говорил. Почему он завел об этом речь именно сейчас? Быть может, просто потому, что телефон значительно упрощает некоторые вещи, дело в той пустоте, в которой жил Эд… или в чем-то еще?
— Ладно, — сказал наконец Томас. — По крайней мере, у тебя есть вера.
Он не смог произнести эти слова без оттенка снисходительности и уже собирался забрать их назад, но Джим сказал:
— Да, по большей части.
Томас опешил и снова спросил:
— У тебя все в порядке?
— В противоположном конце города есть баптистская церковь, — сказал Джим. — Там у входа вывеска, на которой можно менять слова, каждую неделю вывешивая новое обращение. Пару месяцев назад оно гласило: «Сомнение — это отрицание веры». — Он говорил медленно, давая возможность словам цитаты прозвучать отдельными колоколами.
— И что?..
— Пожалуй, я думаю как раз наоборот, — сказал Джим. — Одно без другого ничего не значит.
— Трудно тебе жить, — заметил Томас.
— Порой бывает и так, — согласился Джим. — Но это лучше, чем альтернатива.
— Все будет хорошо, Джим, — заверил Томас, направляя разговор обратно к тому, с чего он начался. — Просто бюрократическая машина дала сбой. Все рассосется само собой.
— Надеюсь, — сказал Джим. — Да, был еще один звонок.
— Кто?..
— Твоя жена.
— Бывшая.
— Как угодно.
— Что она сказала?
— Ничего, — ответил Джим. — Просто спросила, здесь ли ты, а затем поинтересовалась, не уезжаешь ли в Японию.
— Зачем мне туда ехать?
— Понятия не имею. Похоже, она вздохнула с облегчением, когда я ответил, что нет.
— Не сомневаюсь, — сказал Томас.
Найт растер колено. Сейчас оно болело уже не так сильно, как в Чикаго. Приключения в Геркулануме, похоже, не привели к плачевным последствиям. Вероятно, небольшая осторожная разминка пойдет на пользу, если только при этом не придется иметь дело с теми, кто хочет его убить.
Он находил странным то, как безразличие, граничившее с желанием покончить с собой, полностью затмилось жаждой раскрыть произошедшее с Эдом. Томас чувствовал себя полным жизненных сил, на взводе, даже несмотря на то что само расследование пока выглядело в лучшем случае медленным и неопределенным, словно он блуждал по не обозначенным на картах сельским дорогам, ища выезд на автомагистраль. Он делал все ради Эда или же им просто двигало стремление узнать правду? Вероятно, и то и другое. Пробудились его бычьи наклонности, получив конкретный объект для нападения после тех долгих лет, когда он повсюду видел красное. Да, так оно и есть. Томас провел половину десятилетия, носясь по загону в поисках того, кого можно пронзить рогами, но, как правило, ему удавалось только покалечить самого себя.