Она не дала ему связать узелок с вещами. Он хочет умереть где-нибудь на сеновале, как ее ученый сын? У нее хватит места для всех — и марширующих и немарширующих. Несмотря на вечный кашель, она оказалась отнюдь не сломленной женщиной, не получеловеком, нет!
— Вопрос в том, могу ли я тебя оставить здесь, — сказал хозяин. Он трижды тыкал вилкой в ломтик колбасы и все никак не мог ухватить его.
Хозяйку сотрясал кашель.
— Кхе, кхе, вопрос в том, все ли в мире пошло насмарку. Кхе, кхе! — Она вытянула из-под нагрудника тоненькую брошюрку, на которой красными буквами было напечатано: «Долой милитаристов!»
Хозяин побледнел.
— Откуда это у тебя?
— Кхе, кхе, твоя книжечка из далеких времен. Она лежала в моей корзинке с шитьем. Вчера я прочитала ее.
— Солдатский хлеб — это не война! — крикнул хозяин, не зная, что сказать. Он схватил брошюрку и выбежал вон.
Хозяйка взяла руку Станислауса в свои.
— Кхе, кхе, никто не может отнять у меня право иметь сына!
Станислаус остался. Хозяин больше не стучал в дверь его каморки.
На другой день Станислаус пошел к жене Густава. У него было такое чувство, точно он должен просить у нее прощенья. Жена Густава выехала. На дверях квартиры висела табличка с чужой фамилией. Вокруг таблички наклеено множество круглых разноцветных бумажек с призывами: «Жертвуй на дело зимней помощи!», «Жертвуй на национал-социалистские благотворительные цели». «Просить милостыню и торговать в разнос запрещается!» Станислаус вдохнул запах половой тряпки, и ему показалось, что по лестнице поднимается Густав в своей поярковой шляпе с опущенными полями. Внизу на дворницкой доске имя нового жильца еще не было занесено. Там еще значилось: «Густав Гернгут, четвертый этаж, налево». Станислаус прочел и проглотил слюну. Просить прощенья было не у кого.
39
Боги учености отказывают Станислаусу в своей милости, он вновь посвящает себя поэтическому искусству, и в облаке мучной пыли ему является трепетная лань в образе молодой девушки.
Хозяин больше не стучался в дверь к Станислаусу, но наступила весна, и любовь опять постучалась к нему. До окончательного экзамена по заочному обучению оставался еще всего только год, один спокойный год занятий, но пришла она — любовь. Она не дожидалась, пока он скажет «войдите!»
Дверь пекарни широко раскрылась, точно три человека собирались шеренгой войти в мглистое помещение пекарни. Тяжело ступая, шагнула через порог толстая женщина. Она держала перед собой лоток с пирожным тестом и была вся багровая, потная, пыхтящая. Лицо ее выражало доброту, черные глаза смотрели ласково и умоляюще: не сердитесь, мол, на меня, это все железы, полнота ведь от них. Женщина искала глазами, куда бы поставить лоток с тестом. Станислаус, желая помочь, подскочил и за спиной ее увидел молоденькую девушку. Современного вида, тонкая в талии, смуглая, с вьющимися волосами, девушка стояла за широкой спиной своей толстой матери.