Вайсблат засунул руки в карманы холщовых рабочих штанов. Он хотел выглядеть лихим парнем. Но он не выглядел. Его рукам с тонкими пальцами было страшно и темных карманах. Правая выскользнула, как испуганный белый шпиц из мрачного мешка. Она рыскала по карманам куртки.
— Письмо. У меня было письмо для тебя, — говорил он. Однако его рука не находила письма.
— Забывчивость! Все забываю. Когда-нибудь погибну из-за этого. — И вот он уже совершенно забыл о письме. Его зубы улыбались. Он пустился философствовать. Он спрашивал:
— Что такое голова? Шар, покрытый волосами и насаженный на шею. Этот шар излучает в тебя воспоминания, только воспоминания. И эти воспоминания в общем неприятны… как песок в сапоге. — Он повернулся почти что строго по уставу, потому что в это время вошел санитар, и, выбрасывая ноги, парадным шагом отправился за позабытым письмом.
Это письмо было от Лилиан. Оно оказалось самым целебным снадобьем для Станислауса. Нет, Лилиан не стала начальницей у девушек. Это занятие для более строгих дам, писала она. И она собирается скоро приехать, чтобы поглядеть, как выглядит Станислаус в мундире. Ее интересовало, носит ли он шпоры и палаш. Станислаус улыбнулся, высунул ногу из-под одеяла и посмотрел на длинные ногти. Отличные шпоры.
Итак, приедет Лилиан. Человек из родного дома. Родного ли? Во всяком случае, человек, которого он знает. Человек, которого он любит. Любит ли? Во всяком случае, она человек.
Роллинг принес газету. Станислаус, не глядя, сунул ее под подушку.
— Принеси мне чернил и бумаги, Ролик.
— Лучше не пиши сейчас невесте, горькое получится письмо.
— Будет очень сладкое письмо, Ролик. Скоро ты с ней познакомишься.
— Ты что же, хочешь, чтобы она увидела раздавленного мышонка? — Роллинг вытянул из-под подушки газету. — Вы, болваны, не читаете этого. А тут уже в заголовках чуется гроза. Они будут воевать.
— Не забудь чернила, — сказал Станислаус.
У Роллинга покраснел шрам.
— Ты лучше напиши невесте, что ей пора бы заказывать траур. Скоро будет нелегко доставать черные ткани.
Он снова сунул газету под подушку и укатился.
Чернила и бумагу принес Иогансон, долговязый, белобрысый фрисландец, главный обжора отделения. Он съедал все, что попадалось под руку.
— Вот. Ролик получил внеочередной наряд. Собирает окурки на казарменном дворе. Вот. А это твое повидло. Эх, разве стал бы я раньше есть повидло! Колбасу, ветчину, десяток-другой яиц между делом, но не повидло же…
Станислаус встревожился.
— Что случилось? Ролик с кем-нибудь сцепился?
— Да нет! Просто плюнул. А тут с другой стороны шел ефрейтор, случайно шел и заметил. А знаешь, я, пожалуй, съем твое повидло. Знаешь, как я его люблю.