Город не сопротивлялся. Ворота его были открыты, и на мгновение я пожалел об этом. Насколько легче бы было убить их всех издалека, даже не въезжая внутрь, а затем повернуться и поехать назад, в Цитадель, с докладом о выполнении приказа. Но Кира всегда заботилась о тех, кто доверил ей свои жизни, и не стала жертвовать подданными ради призрачного шанса на спасение.
Она встретила меня в воротах дворца. Повзрослевшая, но все такая же прекрасная, как и прежде, в юности, на тех редких свиданиях, что были у нас, когда мне удавалось ненадолго вырваться из-под строгого взора наставников.
— Ты? — В ее голосе был не страх, а лишь бесконечное изумление. Она явно не ожидала того, что за головой мятежной графини Шарранты пришлют именно меня.
— Да. — Я спрыгнул с дергара. Пятеро умертвий последовали за мной. Вторая пятерка вместе с Алиеной осталась у ворот. — Император был очень разозлен твоим отказом и последующим бегством. Еще пуще его разозлило восстание. Он хотел послать Кару. Когда я понял, что это означает для тебя, твоих родичей и всей Шарранты, я предложил ему свои услуги. Мне очень не хотелось, чтобы ты погибла в лапах этого малолетнего садиста. Я был не прав?
— Прав. Как всегда прав. Спасибо. — Она грустно улыбнулась. — Как это будет? Сейчас?
— Нет. Если ты не против, я хотел бы поговорить. Может, у тебя есть какая-нибудь просьба? Ты знаешь, я сделаю все, что смогу!
— Просьба? Да нет… Пойдем. Негоже стоять на пороге, тем более ты не собираешься убивать меня немедленно. У меня красивый цветник. Помнишь, как ты дарил мне цветы, собранные в розарии моей матушки? Не надо, не отвечай, молчи. Я все понимаю… Разве что… — В ее глазах промелькнул призрак надежды. — Спаси моего сына! Это возможно?
— Сына? У тебя уже есть сын? — Я не смог сдержать своего изумления.
Мне вспомнилась та боль и горечь, которую я испытал, когда эта девушка с так же гордо поднятой головой ответила «нет» на мою страстную и сбивчивую речь. Она явно ожидала смерти — никто не отказывает мертвителям, но я смог удержать свою силу и до сих пор горжусь этим, хотя родители и братья долго смеялись надо мной из-за такого «слюнтяйства».
Когда я узнал о ее свадьбе, я был далеко, и сдерживаться не потребовалось. А иссохший лес… Да что лес, его все равно собирались пустить на дрова местные крестьяне. И вот… Сын.
— Да. Ему уже десять.
— Если бы… — Я с трудом удерживал рвущиеся из груди слова. И не смог. — Он мог бы быть нашим!
— Нет. Я рада, что в нем нет проклятой крови. Когда он был маленьким, — лицо Киры расцвело мечтательной улыбкой, — я сама кормила его грудью, не боясь, что он вцепится в нее клыками, предпочтя пить кровь, а не молоко. Когда он подрос, я наказывала его за шалости, не опасаясь, что за шлепок по попе получу смертельное проклятие. Когда он стал старше, то бегал ко мне хвастаться изготовленным из коры корабликом, а не новым способом пыток. Мне не приходилось запугивать нечеловеческими муками крепостных учителей, чтобы они согласились обучать Ратека письму и счету, и выносить из воспитательной комнаты их тела. Я рада, что он не твой сын, а потомок рода с чисто человеческой кровью.