– Собратья, – начал несмело Келгани, когда на стене замелькали многократно увеличенные картины боя на оружейном складе. – Сегодня я стою здесь, чтобы сообщить вам трагическую новость.
Привлеченные яркими кадрами и голосом аж-сула, странники останавливались посреди площади, и вскоре перед помостом собралась толпа. Меж тем Келгани продолжал:
– Девять дней назад мы лишились девятнадцати бойцов. Это большая потеря для всего города, для каждого из нас. Я вместе с вами скорблю об их гибели.
В это время на импровизированном экране мелькали перекошенные от ужаса лица молодых камаштлианцев, странники и дикари один за другим падали на бурый от крови пол. Когда камера брала крупный план, каждый зритель мог рассмотреть смертельные раны, нанесенные бойцам безжалостным врагом.
– Но не только это заставило меня прийти сюда сегодня, – упавшим голосом произнес Келгани. – я с прискорбием вынужден признать, что один из правителей Кинчена, один из тех, кому вы доверяли и кому вручили свои судьбы, оказался предателем.
Келгани замолчал, подыскивая слова. Но слова были уже не нужны – видео всё сказало само за себя. Когда спина Кинбакаба скрылась за воротами склада, десятки странников ахнули. Многие опустили глаза, почувствовав, что стали невольными свидетелями постыдной сцены. Тут и там послышались воинственные выкрики.
Келгани собрался с духом и продолжил:
– Думаю, все согласятся с тем, что такой недостойный представитель нашей колонии не может больше носить звание аж-сула.
Кинченцы возмущенно загудели, соглашаясь с Келгани. «Казнить его!» – кричали одни. «Изгнать из города!» – вопили другие. «Позор!», «Не потерпим!», «Предатель!».
– Этот день останется в нашей памяти днем траура и справедливого возмездия, – закончил Келгани свою речь и сошел с помоста под рев толпы.
В ту же ночь Кинбакаб исчез из города. Разъяренным кинченцем, которые пришли к его дому, чтобы призвать недостойного правителя к ответу, пришлось довольствоваться малым – они разбили окна, вломились в жилище бывшего аж-сула и разнесли в щепки всё, что только можно было разнести. Многие годы его дом не сносили и не ремонтировали – он так и стоял хмурым памятником предательству, напоминая кинченцам о том, что никакие регалии не способны уберечь странника от праведного гнева собратьев.
Самого же Кинбакаба спустя неделю нашли в пустыне. Его тело распласталось на земле, и над ним уже изрядно потрудились стервятники. Никто не взял на себя труд похоронить бывшего правителя – он так и остался гнить посреди выжженной солнцем пустоши, и лежал там, пока его кости не обратились в прах.