Сломленная и подвергнутая унижению, Зали безразлично наблюдала за тем, как на экране компьютера слева от смотрового стола появляются всё новые надписи, описывающие все процессы, происходящие в её организме. «Вряд ли там мелькнет хотя бы одна фраза о том, как мне сейчас паршиво», – думала Зали, пока где-то в глубине её души зарождалось понимание – никто не способен быть так жесток с женщиной, как другая женщина. Особенно, если она обличена хоть минимальной властью над тобой.
Наконец, процедура была окончена, и Зали разрешили одеться. Информация на экране компьютера свидетельствовала о том, что «пациентка» говорила правду, но никто и не подумал извиняться перед ней – ни словом, ни взглядом. Ей просто разрешили уйти.
Бредя вниз по этажам, Зали старалась не думать о произошедшем и лишь благодарила Вселенную за то, то всё закончилось. Но, только войдя в спальню, она поняла, что ошибалась. Ничего не закончилось – Эулерани, поверенная подруга и предательница, сидела на своей кровати, разложив перед собой несколько летних сорочек и, видимо, выбирая, в какую из них нарядиться для поездки к родителям.
Увидев Зали, она подхватилась с места и метнулась к выходу.
– Куда это ты спешишь? – спросила Зали, встав посреди узкого прохода.
– Пропусти. Мне нужно… Нужно пройти.
– Ну так переступи через меня, толкни, чтобы я ушла с дороги. Ила знаешь что? Нажалуйся на меня аб-мансебо. У тебя это неплохо получается.
– Зали, ты не понимаешь, – запричитала она. – Я должна была рассказать. Если бы аб-мансебо стало известно, что я всё знала и не сказала ей, меня бы наказали.
– Да, ты поступила как хорошая девочка, но плохая подруга. Дрянь ты, а не подруга.
Зали поддалась внезапному импульсу и отвесила ей пощечину. Удар получился таким звонким, что эхо от него, казалось, разлетелось по всему интернату. Эулерани отпрянула и приложила руку к раскрасневшейся щеке. В глазах её читался испуг.
– Или уже, жалуйся, – выплюнула Зали и, освободив проход, направилась к своей койке.
Подруга выбежала из комнаты в слезах.
Зали уселась на незастеленную кровать и уронила лицо в ладони. Сейчас она просто хотела, чтобы ничего этого не было – ни унижения в комнате первой помощи, ни выданного секрета, ни самого Кината. Ещё ей хотелось снова стать маленькой и забраться к маме на руки, чтобы в этом тепле растворились все мысли и воспоминания, которые, несмотря на боль и предательство, все ещё вызывали томление в груди и внизу живота.
Эулерани оказалась весьма последовательной в своих действиях. Уже к обеду аб-мансебо узнала о новом происшествии, и Зали вновь оказалась в её кабинете. На этот раз разговор был коротким. Преподавательница настояла на том, чтобы Зали посетила интернатского психолога и, наконец «решила свои проблемы и вернулась к учебе, выбросив из головы всякие глупости».