— Что ты хочешь этим сказать? У них есть мать, и, пока я жива, я их единственный опекун.
Он обнажил свои ослепительно белые зубы в подобии улыбки.
— Не забывай, что это утверждение верно только со ссылкой на американское законодательство. Но на территории Греции у твоих детей появляется еще один, равный по полноте прав опекун. Ты не сможешь увезти девочек из Греции без моего на то согласия. И уверяю тебя, что я буду следить за тобой лучше, чем это удавалось моему кузену. Ты не упорхнешь от меня среди ночи, тайно вывезя детей. Мне будет известен каждый твой шаг.
К ее горлу подступил комок.
— Ты же не хочешь разлучить меня с детьми?
Он отрицательно покачал головой.
— Нет, я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж и все вы навсегда остались в Греции. Все вместе.
— Но я не могу остаться навсегда. — Она думала о своей тетушке, жизнь которой исчислялась уже месяцами или неделями. — Мне необходимо вернуться в Атланту. У меня есть круг сложившихся обязанностей.
— Этот круг непрочен и разорвется, если ты немедленно не пополнишь запасы наличных денег.
— Нет, — чуть слышно прошептала она. Он не мог знать о существовании тетушки Беатрис. — Зачем тебе все это? Зачем тебе жениться на мне? Ты ведь этого не хочешь?
— Ты ошибаешься. Я рассматриваю этот брак как торжество справедливости.
— Справедливости? — Он хочет отомстить за Диона?
— Ты стала основной причиной моих страданий. Я потерял брата и жену.
— Как… Что дает тебе право обвинять меня? Когда произошла эта чудовищная авария, меня даже в Греции не было.
Тело его напряглось от ярости, глаза стали практически черными.
— Верно. Тебя не было здесь, как следовало бы быть верной жене. Ты похитила его детей. Ты обесчестила мужчину. Дион метался, ища утешения в вечеринках и дикой разгульной жизни. Иногда он брал в компаньонки Петру.
Саванна неодобрительно покачала головой.
— Если Дион был столь неуравновешенным, то что делала твоя жена в компании с таким ненадежным спутником?
— Они были друзьями. К тому же Дион — мой брат. Авария произошла исключительно по его вине. Он был смертельно пьян, стремясь утопить горечь, всплеск которой был вызван твоим очередным категорическим отказом привезти детей в Грецию.
Как он мог повторять эту чушь?
— Ты думаешь, твой кузен был святым? — В отчаянии Саванна беспомощно хваталась за соломинку.
— Нет, он не был святым. Он был человеком, с которым жестоко обращалась его собственная жена.
Руки ее затряслись, и, сцепив пальцы в тугой замок, она сложила их на коленях.
— Я не раз говорила ему, что не возражаю против его приезда в Америку. Он имел возможность видеть своих дочерей, так что не было никакой необходимости топить свое горе на дне бутылки.