Если она решала помочь ближнему, танк сей было не остановить даже самому многоопытному полководцу. В этом Бенедикт схожа с моей мамой - кажется, мне было лет десять, когда мама пришла домой с чужой девушкой.
И эта девушка, Маша Давыдова, долго стояла на пороге, отказываясь войти, узкие глаза, заплывшие от слез, походили на перламутровых рыбок гуппи. Мама сердилась на Машу, подталкивала ее в квартиру, и я чувствовала, как в прихожей появляется запах чужого человека - от Маши Давыдовой пахло мышкой, которая долго сидела в клетке, и клетку эту не убирали.
"Какой-то странный запах! - вежливо сказала мама, улыбаясь Маше Давыдовой. - Как будто мышкой пахнет". Маша спрятала скрученные ноги под стул, я успела запомнить длинный след от спущенной петли на колготках.
Я не знаю, что случилось у этой девушки-мышки, но хорошо помню, как она горбилась над столом, как стыл чай в кружке и обветривались бутерброды, как был недоволен папа, ведь Машу Давыдову оставляли ночевать: у нее беда, ей некуда пойти, шептала мама.
Возможно, Маша Давыдова тоже не могла в то время глотать твердую пищу.
Бенедикт выписала на бумажку несколько адресов: чернильные буквы, которые никак не складывались в связную фамилию, чернильные цифры, цифры в чистом виде - а не номер телефона.
"Все равно я не дам тебе пропасть, и через день приезжают важные клиенты", - грозила Бене, уходя, и я с облегчением закрыла за ней дверь.
Моя тюрьма. Моя комната. Решетки на окнах перехлестнуты, как в тюрьме - не спасает чугунная затейливость. Был дождь, на решетках висят ровные ряды круглых капель - они как жемчужины. На площади старуха ласково гладила морду барельефной собаки - я вспоминала это сейчас, ведь только такие вещи имели теперь смысл.
Комната моя к вечеру становилась похожа на коробку, наглухо закрытую и запечатанную сургучом. В таких коробках хранятся нужные документы, сосланные в будущее - потом они могут стать такими же ненужными, как я сама стала ненужной Мише и себе. Мир сжался до коробки, теперь я даже не могу поехать на площадь, чтобы снова увидеть ту старуху с умильной розочкой губ.
Засветло я все же выгнала себя на улицу, как в детстве мама гнала меня от книги гулять. Зеленый двор, с пятнистым, как гиена, песочным грибком - под ним вяло играли дети, вяло по сравнению с подлинной жизнью, пышно цветущей на другой стороне улицы. Девушка - моих лет? Дерзко покачивается туфля, архипелаги синяков на ляжках.
- Мсье, сигареты не найдется? - она говорит по-французски, но я сразу узнаю - землячка. Мне обидно - почему она не просит закурить у меня? Я перехожу улицу и с готовностью протягиваю пачку "Мальборо лайтс". Она вытягивает два курительных патрона. После короткой паузы - еще два. Ногти накрашены оранжевым лаком, похожим на советскую краску для пола.