Как знает большинство людей, Толстой прилагал напряженные усилия для того, чтобы самому жить согласно своим убеждениям, и жил по-крестьянски до самой смерти.
Некоторые проблемы повышения и перемены статуса
Сказанного достаточно, чтобы подчеркнуть, с одной стороны, близость между лиминальностью ритуалов повышения статуса и религиозными учениями выходцев из структурных верхов — пророков, святых и учителей, а с другой — близость между лиминальностью календарных или природных кризисных ритуалов перемены статуса и религиозными верованиями, практикой движений, направляемых структурными низами. Несколько огрубляя, можно сказать, что лиминальность сильного — слабость, слабого — сила. Или опять-таки лиминальность зажиточности и аристократизма — бедность и нищенство, а лиминальность бедности— нарочитость и псевдоиерархия. Ясно, что здесь есть множество проблем. Почему, например, в интервалах между пребыванием в культурно определенных социоэкономических позициях и статусах мужчины, женщины и дети в одних случаях обязаны действовать и чувствовать противоположным или отличным от стандартных способов поведения образом, а в других — это зависит от их выбора? Идут ли они на все эти испытания и перемены просто из скуки как на красочное отвлечение от повседневной рутины, или уступая давлению сдерживавшихся сексуальных либо агрессивных стремлений, или с целью удовлетворения определенных познавательных потребностей в бинарной классификации, или же по ряду других причин?
Подобно всем ритуалам, ритуалы унижения и ритуалы иерархии чрезвычайно сложны и резонируют по многим направлениям. Однако вероятно, что одним из важнейших ключей к их пониманию является сделанное выше различение между двумя модальностями социальных взаимоотношений — коммунитас и структурой. Те, кто ощущает бремя своего поста, кто по рождению или заслугам достиг руководящих мест в структуре, могут почувствовать, что ритуалы и религиозные верования, делающие упор на отказе от структурных связей и обязанностей или на их разрушении, обещают нечто, называемое во многих исторических религиях «освобождением». Верно, что такое освобождение оплачивается тяжелыми испытаниями, карами и другими трудностями. Тем не менее такое физическое бремя может оказаться предпочтительнее духовного гнета отдавания и получения распоряжений и всегдашней жизни под маской роли и статуса. С другой стороны, такая лиминальность, появляясь в rites de passage, может унизить неофита именно потому, что в конце обрядов он должен получить структурное повышение. Ордалии и кары, таким образом, могут выполнять прямо противоположные функции, с одной стороны, наказывая неофита за наслаждение лиминальной свободой, а с другой — готовя его к занятию еще более высокой должности с ее более высокими привилегиями, но и с более обременительными обязанностями. Такая двойственность не должна теперь удивлять нас, поскольку это особенность всех процессов и институтов, в центре которых — лиминальность. Но если структурно хорошо обеспеченные стремятся к освобождению, то структурно обездоленные ищут в своей лиминальности более глубокого вовлечения в структуру, что позволяет им — пусть лишь по видимости — испытать на какое-то узаконенное мгновение другой род «освобождения» от другого рода жребия. Теперь они могут изображать из себя господ, «важничать, дерзить и все такое», и очень часто объектами их затрещин и издевательств являются те самые люди, которых а обычное время следует почитать и слушаться.