Я вижу прямую связь между трагической судьбой самого близкого друга писателя — Василия Кудашева и тем, что в центре внимания Шолохова в двух (и — единственных) его рассказах о войне — «Судьба человека» и «Наука ненависти» — оказалась тема плена.
Вернувшись с фронта, в сентябре 1941 г. Шолохов направляет письмо Сталину: «Сегодня я вернулся с фронта и хотел бы лично Вам сообщить о ряде фактов, имеющих немаловажное значение для дела обороны нашей страны»>26.
Разве это похоже на «пьянки и баб»? Надо мысленно представить себе то время — июль, август, сентябрь, октябрь 1941 года, когда грозная опасность тяжелой тучей нависла над Москвой и страной, чтобы понять чудовищную несправедливость этих слов.
Думается, что в этих обстоятельствах выполнить просьбу друга и срочно отозвать его с фронта ради передачи своей собственной рукописи Шолохову нравственно было не просто. Произошло своего рода столкновение разноплановых интересов.
Кудашев рвался на несколько дней в Москву, чтобы вернуть другу его рукопись, в историческом значении которой он отдавал себе полный отчет, и боялся, случись с ним беда, за судьбу этой рукописи. Как в воду глядел!..
Шолохов в это время сам находился на передовой и не имел возможности немедленно вызвать Кудашева с фронта, хотя был уверен: «увидимся в Москве».
М. Е. Чебанова, ставшая женой В. М. Кудашева шесть лет спустя после знакомства Шолохова с Кудашевым, а потому, видимо, не воспринимавшая в полной мере духовную сторону их дружбы, увидела в нежелании Шолохова помочь Кудашеву вырваться на несколько дней с фронта лишь равнодушие и «коварство» по отношению к его судьбе. Она прямо винила Шолохова в гибели своего мужа. Возможно, в отместку за это она чисто по-женски приняла свое коварное решение: рукопись «Тихого Дона» Шолохову не возвращать. Подтверждение тому, что это было осознанное решение, находим в ее воспоминаниях, написанных во второй половине 70-х годов, когда уже в полную силу была развернута атака на М. А. Шолохова по обвинению его в плагиате. Именно тогда рукопись «Тихого Дона» была необходима ему как воздух, тем более, что это была та самая рукопись, которую он представлял писательской комиссии и которая уже своим существованием отметала клевету на него. Тот факт, что это — та самая рукопись, в беседе со Львом Колодным подтвердила и сама Матильда Емельяновна:
«— Эти бумаги попали к вам, когда Шолохов уходил на фронт?
— Нет, намного раньше, когда он приезжал в Москву в 1929 году, доказывал, что написал роман сам»>27.