— Я хотела бы позировать вам, — прошептала она. — Вы готовы к этому сегодня вечером?
О боже, Мэтью уже был готов ко всему — твердый, напряженный… Эффект от абсента и эйфория от получения шести тысяч за картину только усилили его возбуждение.
— А вы, моя дорогая, готовы?
Ресницы красотки затрепетали, пряча глаза, почти такие же циничные, как его.
— Это, милорд, зависит от того, чего вы хотите.
— Вас. Связанной.
Взяв у Мэтью опустевший стакан, она поставила его на подлокотник кресла:
— Это придется оплатить дополнительно, разумеется. Граф улыбнулся: на что только не пойдешь, изнывая от скуки!
— Это всегда обходится недешево.
— У меня комната наверху. С восхитительно огромной постелью.
— А что, если у стены? — спросил Мэтью, обходя новую знакомую сзади и оценивая ее бедра, которые эротически покачивались под безвкусным красным атласом. — Обычно я предпочитаю именно так.
Женщина, направившаяся было к лестнице, оглянулась:
— Это будет стоить еще десять фунтов.
Мэтью кивком дал понять, что согласен. Что значили каких–то десять фунтов по сравнению с его неприязнью к сексу в постели? Это была инвестиция в собственное удовольствие — об этом ему еще успели сказать жалкие остатки здравого смысла.
— А вы — большой оригинал, — прокомментировала дама, и ее накрашенные глаза мягко взглянули на спутника в свете бра. — Сломленный, как мне кажется.
— Сломленный? — рассмеялся он в ответ. — Мадам, я окончательно и бесповоротно сломан и ремонту не подлежу. Даже не трудитесь собирать меня по кусочкам. Я почти уничтожен и гожусь только для мусорного бака.
Итак, куда, ради всего святого, вы меня ведете? — спросил Мэтью, чувствуя, как абсент добрался до мозга и начал путать мысли. Может быть, сегодня вечером постель пришлась бы ему как нельзя кстати. Он понял, что явно перебрал.
— Чуть дальше, еще совсем немного, — прошептала дама.
— Но ведь это уже выход! — из последних сил рявкнул Уоллингфорд, пытаясь хоть что–то разглядеть затуманенным взором. — Разве вы не сказали, что у вас комната наверху?
— Хорошо, я солгала, — резко бросила она голосом, вдруг превратившимся из сладкого лепета сирены в отрывистую, холодную речь старой девы. — Признаюсь, я тоже сломлена. Так что гоните–ка свои денежки и драгоценности, да поживее!
Эта нелепая попытка ограбления насмешила Мэтью, но в следующее мгновение чья–то темная тень набросилась на него, вытолкнув из клуба в узкий переулок.
— Мы не шутим, папочка, — произнес кто–то, на диалекте кокни. Вокруг горла графа обвилась толстая рука, его лицо обдало зловоние затхлого дыхания и гнилых зубов. — Отдай то, что нам нужно, и мы сохраним тебе жизнь.