Чеченцы (Нунуев) - страница 8

У чеченца изобилуют сюжеты о прошлом происхождении (из Сирии, Аравии, из более близлежащих областей). Независимо от истинности этих преданий, сам их факт знаменует поиск внешней пространственной опоры для своего собственного описания.

С точки зрения открытой структуры такого описания миф о происхождении и генеалогия могут быть заменены на этническое сопоставление с удаленным народом (например, чеченцев с французами или русскими). Вот, к примеру, описание Россиковой чеберлоевцев, этнографической группы чеченцев, живущих в горах по соседству с Дагестаном: «Чеберлоевцы народ рослый, хорошо сложенный, несколько сухощавый, с открытой, приятной физиономией, по типу, пожалуй, очень близкой к русской, но суровым проницательным взглядом темных глаз».

Открытость чеченцев для общения и сегодня одна из ярких отличительных черт психического склада этого народа. Чтобы картина не была залакированной, отметим для справедливости, что эта открытость может резко перейти в подозрительность. Последняя черта в известной мере присуща всем горским народам, в ходе истории своей познавших цену и напор армий больших государств. Но открытость — преобладающая сторона в культуре и тоне чеченского общения. Как предположил чеченский этнограф Саид Хасиев, общительность вызвана, как ни странно, условиями горного полунатурального хозяйствования: недостаток ресурсов вызвал необходимость товарного обмена, без которого невозможно было выжить в горах. Отсюда и способность к общению, требующая открытости и обходительности. На личностном уровне чеченец склонен проявлять человечность и ожидать ее от других. Поэтому ясно, что подозрительность является привнесенной чертой, появившейся в связи с тяжелыми условиями выживания.

Поясним еще раз сказанное: чеченец верит в существование на свете справедливости, которая, по его мнению, присуща всем народам и всем культурам. Поэтому несправедливости к чеченцам со стороны царской, советской и постсоветской России воспринимаются как нарушение естественного хода вещей. При этом отношение к политике России (как правило, необъективной) всегда отделяется от отношения к убеждениям человека русского происхождения, а эти убеждения, какими бы они ни были, отделяются от его личности как таковой и в принципе не затрагивают его достоинства. Речь, конечно, идет о подлинных носителях чеченской культуры, как правило, людей религиозных. Ожидание справедливости выражается в фразе, многократно слышанной мною в разговорах о взаимоотношениях Чечни и России: «Только добром можно победить чеченцев».