Бернхард знал все, что имело отношение к виноделию. Не только в связи со своим медицинским образованием, но и потому, что семейству Менцель принадлежали в Маркграфской области виноградники и винные заводы. Так что он лекции мог читать на эти темы.
Тут Любе пришлось прервать свои необременительные размышления о вине и вино пьющих, потому что в комнату вошел опоздавший гость. Судя по тому, с каким жизнерадостным выражением лица Клаус двинулся ему навстречу, тот прибыл в Берггартен по его приглашению. Да и по годам он годился в друзья Менцелю-старшему: возраст у обоих был такой, про который принято говорить просто «крепкий старик», а годы не поддаются уточнению: что-то за семьдесят.
– Извини! – Гость раскинул объятия навстречу Клаусу. – Видишь, пенсионеры тоже попадают в цейтнот. Совсем забыл, что сегодня собрание нашего ферайна – готовим юбилей председателя. Пришлось задержаться.
– Мне-то что? – Менцель-старший широко улыбнулся. – Я рад тебя видеть даже с опозданием. Перед Берни извиняйся. Хотя он тебя точно поймет: сам вечно на работе, а в день своего рождения заседал в юбилейном комитете.
– А что за юбилей они готовят? – с живейшим интересом спросил гость.
– Пять тысяч лет нашему гутэделю.
– Гутэдель – отличное вино, – одобрил тот. – Правильный повод для праздника. Берни! – воскликнул он, увидев именинника. – Рад тебя видеть, старик!
Бернхард вошел в комнату, держа в руках бутылку в паутинном гнездышке. Он нес ее бережно, как хрустальную, и Люба понимала почему: это была мальвазия, которая хранилась в винном погребе Берггартена с тех незапамятных пор, когда была приобретена на Кипре каким-то Менцелем-мореплавателем. Бернхард еще неделю тому назад советовался с женой, не против ли она, чтобы он угостил этой мальвазией гостей в день своего сорокадевятилетия.
– К пятидесятилетнему юбилею мы достанем кое-что еще более старое, Либхен, – объяснял он.
– Да хоть весь погреб прямо сегодня открывай, – отбивалась от этих совещаний Люба. Но, сообразив, что ее безразличие к такому важному вопросу, пожалуй, и правда может показаться ему обидным, добавляла: – Ты достоин любой бутылки в любой день своей жизни.
Ее маленькую супружескую лесть муж воспринял как одобрение – и вот она, мальвазия.
Бернхард осторожно поставил бутылку на низкий столик и подошел к гостю.
– Привет, Сигурд, – сказал он. – Спасибо, что приехал меня поздравить.
– Хоть с опозданием, зато с настоящим подарком. Не для меня эта ваша манера на все случаи жизни дарить деньги. Тем более тебе подарок выбрать легко. Как страстному охотнику.