Казалось, что Альбрехт обрадовался новой трудной задаче. Мы с Анри просидели у него во внутреннем дворике до самого заката, Гростар попросил не уезжать, чтобы сразу ответить на вопрос, возможно ли это в столь короткий срок. Порядком стемнело, когда он появился весь перепачканный чернилами, но чрезвычайно довольный. Уже по одному его виду можно было догадаться о результатах. Так оно и оказалось, он взялся за это дело и гарантировал закончить к сроку.
– Я сделаю это, господин де Койн, обязательно сделаю. Как я понимаю, футляр должен быть в подарочном исполнении?
– Да, но ручка предназначена для женщины, девушки. И ее размеры должны соответствовать тонким пальчикам этой особы. И еще, Гростар, мне не важна цена этой вещи – поверьте, совсем не важна. Можете выполнить ее целиком из золота, усыпать бриллиантами… Только одно условие: подарок должен выглядеть очень изящно. А в остальном себя не ограничивайте. Если нужен задаток – скажите. Можете даже сразу назначить цену, я оплачу немедленно.
– Чей герб должен быть изображен?
– Герб династии Крондейлов, она имеет к нему отношение.
Всю обратную дорогу Коллайн молчал, изредка поглядывая на меня. Но мне было не до него – наконец-то не нужно отвлекаться от сладких воспоминаний, которым я предавался каждую свободную минуту. И в карете достаточно темно, чтобы не беспокоиться о выражении своего лица.
После ужина, как обычно, мы с Коллайном поднялись в кабинет, чтобы обсудить предстоящие на завтра дела. За ужином он вел себя необычно тихо и даже никак не прокомментировал мою неуклюжесть, когда я локтем смахнул со стола бокал с вином.
Правда, забрал у меня солонку: задумавшись, я трижды посолил салат, который после этого пришлось отодвинуть в сторону.
В кабинете я предложил ему бренди, но он только отмахнулся, продолжая смотреть на меня и не говоря ни слова. Наконец мне все это надоело.
– Ну и что все это значит? – спросил я у него, имея в виду его затянувшееся молчание.
– Ты знаешь, Артуа, ты начал удивлять меня с самого начала, с того самого дня, когда мы познакомились. Потом я решил, что больше не сможешь удивить меня, но ты опять сделал это. Теперь, когда я окончательно решил, что меня больше невозможно удивить, ты удивил меня так, что я вообще потерял способность удивляться. Теперь скажи мне: это правда?
– Из нас двоих только ты обладаешь способностью читать чужие мысли. Я не понимаю, о чем ты.
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я хочу сказать. Не знаю, завидовать тебе или соболезновать, но ты хоть понимаешь, сколько у тебя теперь может возникнуть проблем?