– Ну что вы, право слово, стушевались, Алексей Фёдорович? Вы же бывший боевой офицер! А тут теряетесь, словно девка на выданье… Между прочим, очень многие отставники считают так же, как и вы: лучше, мол, с голоду подохнуть, нежели жандармом служить…
Алексей Фёдорович, внутренне собравшись, решительно ответствовал:
– Верите или нет, но я изменил своё мнение! И… и готов служить, если это ещё возможно…
Грачёв удивлённо приподнял брови.
– Ах, вот как?.. Что ж, любезный друг, буду рад вам содействовать. Думаю, всё получится: вы – дворянин, офицер, участник недавней войны… Да и возраст у вас для нашего дела подходящий… Граф Николай Егорович Цукато, начальник московской жандармерии, таким, как вы, доверяет. Я же, в свою очередь, напишу ходатайство по всей форме: что, мол, знаю вас много лет и только с лучшей стороны…
* * *
Андрей Генрихович не обманул друга: уже на следующий день, сразу по прибытии на службу, составил ходатайство на имя графа Цукато. Приложив к нему прошение, написанное Полянским за вчерашним чаем, он отправил всё это с курьером в Центральное управление жандармерии.
…Минуло уже десять дней, а Алексей Фёдорович по-прежнему пребывал в неведении. Глаша, как и сулила, ушла в купеческий дом, так что он и вовсе оказался теперь в затруднительном положении, пытаясь в меру мужских своих способностей приобщиться к ведению домашнего хозяйства.
Полянский почти не выходил из дома, похудел и осунулся. Сегодня он с ужасом вдруг представил, как по просьбе владельцев булочной и ближайшей мясной лавки к нему за взысканием долгов пожалуют вскоре судебные приставы, и ему стало не по себе. Не выдержав, Алексей Фёдорович упал на колени пред образами, висевшими в углу:
– Господи всемогущий! Помоги! Устал я от нищеты, сил более нет терпеть! Готов ловить и воров, и мошенников, и мерзавцев всяких, лишь бы за приличное жалованье… да на благо общества…
Полянский стоял на коленях и истово крестился. Неожиданно вспомнилась ему родная деревенька, полностью сгоревшая во время войны… отец, безвременно скончавшийся, не выдержав разорения… матушка, последовавшая вслед за мужем буквально через несколько дней…
Алексей Фёдорович заплакал и ещё громче запричитал:
– Уж лучше бы меня французы на войне убили! Не испытывал бы теперь ни стыда, ни нужды…
Вдруг в дверь постучали. Решив, что ему померещилось, Полянский не откликнулся. Однако стук повторился, причём уже более настойчиво.
Поручик медленно поднялся с колен и, прихрамывая, направился к двери. На пороге стоял бравый молодец в казённом мундире.
– Имею ли я честь видеть господина Полянского Алексея Фёдоровича? – поинтересовался визитёр.