Грррм… Монотонные удары сменяются раскидистой дробью. Мелькают в руках палочки, сливаясь в сплошной веер. Хвала искусству барабанщиков! Алые фигуры отцепляют оковы, ведут одетую в позорное одеяние – санбенито – фигуру на помост, заботливо поддерживая за руки. Молодая женщина с внешностью, невиданной до страшного Дня Вторжения на Тевтонии. Большие карие глаза, круглое лицо, прямой узкий аккуратный носик и острые, словно у волка уши…
Раскатистая дробь барабанов… Осужденную подводят к черному, пропитанному смолой столбу в середине кострища. Приковывают руки и ноги. Аккуратно приматывают еще одной цепью тело, делая несколько витков вокруг талии, бедер. Крест-накрест охватывают грудь, явственно вырисовывающуюся под грубой тканью.
И вот все готово. Звуки органа торжественно и печально взмывают к небу. Наконец литания смолкает. Со своего помоста сходят члены Капитула, и девушка, что молилась возле кресла шестого члена, следует за ними, опустив голову, по-прежнему сжимая в руках распятие.
Рокот барабанной дроби. Гулкое дыхание многотысячного людского моря. Магистр поднимается на кострище, что-то говорит осужденной, склонившись к ее уху. Затем остальные члены Капитула делают то же самое. Неизвестная девушка, не поднимая капюшона, также подходит к чужеземке, что-то шепчет той, и вдруг еретичка начинает биться, затем что-то пытается выкрикнуть, но – тщетно. Палачи давно уже вставили ведьме в рот кляп. А распятие, которое до этого момента было в руках у девушки в белом, уже вставлено за цепь, которой привязали остроухую.
Гррммм… Гррммм… Капитул возвращается на свои места на алом помосте, покрытом коврами. В руках помощников палачей ведра. Обыкновенные деревянные ведра, из которых они плещут на костер густую вязкую жидкость того же цвета, что и их одежды. Через несколько мгновений когда-то белые дрова и желтая солома становятся черными, доносится резкий запах смолы. По толпе проносится ропот… Дикий истерический крик откуда-то из людского моря. Крик боли и ненависти, задушенный руками.
Гррмм… Гррмм… Бьет колокол. Раз! Гррмм… Дробь барабанов затихает.
– Да свершится правосудие! Аминь!
Многотысячеголосый нестройный хор:
– Аминь!..
Одетый в белое палаческое одеяние Исполнитель высоко вздымает к небу факел. Тот горит, но пламени не видно, лишь почти прозрачные клубы дыма. К нему подходят четверо палачей, в свою очередь поджигают еще четыре факела. Расходятся по всем четырем углам. Вновь глухой и мрачный удар колокола. Алые синхронно подносят пламя к дровам и соломе.
Первые язычки огня пробегают вначале нехотя, а потом вдруг с жадностью, с ревом взмывают к небу. Дыма нет. Дрова просушены на славу! Но пламя почему-то не прозрачное, как у факелов, а алое. Настолько алое, что его видно даже в ярком солнечном свете, сияющем над развалинами Гроссбурга. Цвета крови, пролитой по вине чужеземки.