– Так ты что, боишься, что животов много утеряешь? – хмыкнул Дмитрий.
– Боюсь, – откровенно сознался я. – Животы – не нитки: взрежут – не подвяжешь. Вон я их сколько учил, жалко, если все прахом, а так оно и случится, ибо пока что несподручно моим теляти волка лягати.
– Бабы еще народят, – отмахнулся Дмитрий. – А обучены они у тебя славно, грех жаловаться. Хороши теляти, кои всех моих немцев скрутили.
– Да их у тебя и было-то в карауле всего ничего, – уточнил я. – А там в каждом городе сотни. Да и тут… Если б мне не удалось вовремя изнутри подоспеть, все равно твои шум бы подняли. Словом, учить еще да учить моих гвардейцев.
– Учебой так, как на деле, все одно не выучишь. К тому ж мне и впрямь приспичило. Тут хоть падай, да прядай. Опять же ты сам мне сказывал, что нет ничего недоступного для смертных, – отчеканил Дмитрий и, хитро улыбаясь, добавил: – А уж для иных прочих, кои не совсем смертные, и речи нет. Им и вовсе о недоступном сказывать негоже, ибо стыдоба. А людишек получишь, в том не сумлевайся.
– Сказал же, что не возьму, – отказался я. – Кнута в оглоблю не заложишь. А коль к ней и привяжешь, так все одно – на кнуте недалеко уедешь. Мои ратники хоть немного науку освоили, а твои стрельцы в той войне, которую я запланировал, считай, и вовсе не грамотные.
А в заключение осведомился, хорошо ли он подумал, прежде чем все это затевать, и заодно процитировал:
– Не следует начинать сражение или войну, если нет уверенности, что при победе выиграешь больше, чем потеряешь при поражении. Те, кто домогаются малых выгод ценой большой опасности, подобны рыболову, который удит рыбу на золотой крючок: оторвись крючок – никакая добыча не возместит потери. – И, не удержавшись, съязвил: – На твоем месте я бы непременно прислушался к словам этого человека. Все-таки он – родной брат твоего пращура Пруса.
– Ты намекаешь, что сие поведал…
– Гай Юлий Цезарь Октавиан, – подхватил я, – прозванный Августом. Может, откажешься, пока не поздно?
Некоторое время Дмитрий молча смотрел на меня, словно размышляя о чем-то, но явно колеблясь – говорить или не стоит. Затем решился, отчаянно тряхнул головой и указал мне на стул.
– Ну тогда присядь да послушай меня. Пред тобой ныне буду как на духу. Да и к чему скрывать, ежели ты все мои тайны ведаешь.
«Ты даже не представляешь, насколько это верно, – усмехнулся я в душе. – Мало того, я еще знаю и то, о чем ты и сам не догадываешься…» Однако к делу. И я, усевшись, сложил руки на коленях, подобно послушному ученику, и внимательно уставился на своего собеседника.