Кордонные заставы на пути к Ивангороду имелись, но на дорогах, а мы их обошли, и ближе к полудню князь вместе со мной оказался под высокими крепостными стенами.
Ворота, правда, были заперты, но государева грамота почище золотого ключика, так что мне и тут удалось открыть очередную дверцу за холстом в каморке папы Карло. И вновь повторилась точно такая же история, даже с еще большими задержками, поскольку местный воевода князь Никита Романович Трубецкой оказался нерешительнее Долгорукого и изрядно колебался, прежде чем принять решение.
Словом, внутрь я попал лишь к обеду, однако до вечерней службы время оставалось, а потому я для начала позволил себе роскошь подняться вместе с воеводой на Пороховую башню, расположенную в Большом Бояршем городе, и полюбоваться с нее на видневшиеся через реку стены Нарвы. Пока что шведской, а там будем поглядеть. Как сказал бы один мой сосед по комнате в студенческом общежитии, «как масть ляжет».
– Не иначе как ты, князь, на Ругодив[131] глаз положил, – догадался Никита Романович. – Неужто наш государь на следующее лето надумал по батюшкиному примеру сей град взять?
– Нет, – твердо ответил я и пояснил: – А гляжу, потому что хочу понять, у них железа тоже лютовать перестала или как?
– А чего глядеть, коль она у них и вовсе не появлялась, – удивленно ответил он.
Я недоверчиво уставился на него, не понимая, каким образом она тогда объявилась в Ивангороде. Оказалось, кто-то из слободских мужиков близ города случайно раскопал старое захоронение. Вроде бы, кроме золы и пепла, там ничего не было, но, видать, плохо сжигали. Нашелся уцелевший в огне микроб, и понеслось.
Вот здорово. Тогда, получается, все в порядке. Так-так, тогда мой план по-прежнему в силе. Пока я все прикидывал, воевода продолжал топтаться возле меня и, не выдержав, смущенно попросил дозволения тоже глянуть в диковинную трубку, в которую я смотрел на город за рекой. На радостях я отдал ему подзорную трубу и, пообещав, что приду на ужин, чуть ли не вприпрыжку отправился в Никольскую церковь на вечернюю службу, где меня должен был дожидаться Емеля.
Месторасположение ее я примерно знал, так что спрашивать прохожих не понадобилось – сам нашел. Да и Емелю, который смиренно молился близ иконы Михаила-архангела, я тоже приметил, едва зашел внутрь. Правда, поначалу на миг показалось, что передо мной Федор Годунов. Раздавшийся в плечах и нарастивший небольшое пузцо, Емеля и впрямь здорово походил на него фигурой и ростом. Впрочем, лицом тоже, особенно в профиль – я имею в виду аналогичную черную бородку и усы, которые царевич для солидности не сбривал. Этот тоже.