Иванов с гранатой в руке встал рядом с Коршуновым.
- Иванов! Гранату... - крикнул Коршунов, протягивая руку к скале.
Иванов сорвал кольцо, размахнулся и изо всех сил швырнул гранату. Раздался глухой удар, скала раскололась, и рухнула огромная груда камней. Когда дым рассеялся, пограничники увидели, что камнями завалило большое пространство перед ними. Эхо прокатилось в последний раз, и в тишине стало слышно, как стонут придавленные камнями басмачи.
Иванов оглянулся на бойцов. У всех были бледные лица и воспаленные глаза. От усталости люди едва держались на ногах. Из тридцати человек в живых осталось десять, сам Иванов - одиннадцатый, и Коршунов двенадцатый. Коршунов сидел на земле низко опустив голову. Левой рукой он держался за живот, в правой сжимал шашку.
Снова стало тихо, и снова где-то, совсем близко, затрещал кузнечик.
Коршунов с трудом улыбнулся и поднял голову.
- Товарищи, - сказал Коршунов, и собственный голос показался ему еле слышным. В голове шумело и назойливо пел кузнечик.
Коршунов скрипнул зубами и еще раз попробовал улыбнуться.
- Товарищи! Еще немного. Совсем немного осталось. Ризабек, собирайся. Осталось последнее действие. Представление кончается, Ризабек. Приготовьтесь, товарищи. Споем на прощанье. Споем? Ладно?
Пограничники молчали и отворачивались. Иванов с тоской глядел на Коршунова.
- Нужно петь. Обязательно нужно петь, друзья. Песня - это очень важно. Что ж вы? Споем? Ладно?
- Александр Александрович, не надо, - тихо говорил Иванов, Александр Александрович, голубчик...
- Что? Почему не надо, Иванов? Песня, Иванов, это очень важно. Разве не так, Иванов?
И Коршунов запел:
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Весь мир горит огнем...
Голос Коршунова был негромкий, что-то хрипело у него в горле. Он не помнил слов песни и пел, без конца повторяя только две строчки:
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Весь мир горит огнем...
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Весь мир горит огнем...
12
После взрыва скалы басмачи в страхе отхлынули от засады пограничников. Ризабек старался остановить джигитов, но его не слушали. Только за поворотом ущелья басмачи почувствовали себя в безопасности и остановились. Как и пограничники, они слушали раскаты эхо. Эхо смолкло, и стало тихо в ущелье. Ризабек, прижимая к груди раненую руку, стоял один, скрытый от пограничников грудой обвалившихся со скалы камней. Он тоже слышал, как затрещал кузнечик. Потом до него донесся странный, хриплый голос. Голос пел:
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Весь мир горит огнем...
Ризабеку вдруг стало страшно. Пригнувшись, он быстро пошел к своим людям. Он почти бежал. Ему казалось, что вот-вот его сзади ударит кто-то. Из-за камней вслед ему пел спокойный голос: