Как Эльвира могла понравиться отцу, Сергей искренне не понимал. Наверное, папа за своими бесконечными делами просто не находил времени присмотреться к ней повнимательнее. Да и Эльвира держалась с отцом совершенно по-другому, чем с самим Сергеем. Безукоризненно вела себя, если уж честно. Даже смотрела на отца совсем не так, как на него, Сергея. По крайней мере, когда они беседовали за ужином. А вот когда папа работал — Сергей подсмотрел как-то! — глаза молодой женщины становились трезвыми и холодными. Расчетливыми такими! И что-то еще во взгляде Эльвиры казалось Сергею необычным. Это было нечто ускользающее, что мальчик никак не мог охарактеризовать, ему просто не хватало слов. Нечто, от чего лично его, Сергея, бросало в дрожь!
Глава 3
Вурдалак или красавица?
Школу Сергей Ильин не слишком любил. Рассеянный от природы, он вечно получал на уроках замечания из-за своей невнимательности. Точные науки Сергею не давались. Физика с математикой казались ему настоящей каторгой. А уж какого труда Сергею стоило вытягивать оценки по ним на твердые четверки… Только рисование ему по-настоящему нравилось! Карандаши, краски, чистый лист бумаги или холст заставляли Сергея забыть обо всех неприятностях. Даже о мачехе. Выплескивая на белоснежный лист или матово поблескивающий холст собственные эмоции, Сергей невольно успокаивался. Вот и сейчас, закончив натюрморт (семиклассники занимались им уже второй урок: гроздь винограда на темном керамическом блюде), Сергей вновь взял в руки кисть. И начал машинально набрасывать портрет мачехи. Писал Эльвиру такой, какой запомнил ее сегодняшним утром, после этой глупой выходки с ужом.
Тонкие, кривящиеся губы — змейкой; холодные, бледно-голубые, почти бесцветные глаза с крошечными, резко очерченными зрачками — как пистолетные дула, ему всегда так казалось! — и правильные, но какие-то поразительно безжизненные черты лица. Даже пышные золотистые волосы Эльвиры казались Сергею неживыми — кукольными. Словно она носила парик. Завершив этот случайный набросок, Сергей принялся за фон. Подумал и добавил немного кармина в нейтральный коричневый тон. И невольно удивился: редкие всполохи красного сделали лицо его будущей мачехи необыкновенно выразительным и… зловещим! Таким, каким видел его в своем воображении Сергей. Именно эту Эльвиру он не любил и боялся.
— Боже, что это?!
Сергей обернулся. За его спиной стоял учитель рисования. В серых глазах преподавателя, обычно по-детски наивных, застыл откровенный ужас. Старый Карандаш! Так ребята между собою звали Ивана Петровича Карамзина — довольно известного в городе художника. Он на старости лет решил вдруг пойти в школу, учителем рисования. Искать, как шутили мальчишки, неоткрытые таланты среди серых масс! Класс, правда, Иван Петрович взял себе лишь один. И вел его с самого первого дня. Класс считался экспериментальным, школа гордилась им, хотя директриса не всегда одобряла излишне, на ее взгляд, либеральный подход Ивана Петровича к ученикам. И постоянные отступления от классических «канонов» рисования со стороны некоторых ребят она тоже не приветствовала, но молчала — раз уж это им позволял Карамзин… И она утешала себя тем, что вот уже несколько лет подряд на всех городских и областных выставках первые места брали ученики Карандаша, то есть ее школа. Талант Иван Петрович тоже нашел. У Сергея Ильина. Во всяком случае, сам Карандаш считал именно так. Он давно занимался с Сергеем индивидуально. Гордился его успехами, как своими собственными, и мечтал вырастить настоящего