Не похоже, чтобы Шон почувствовал необходимость извиниться.
— Думаю, будет лучше, если я все-таки сам все сделаю.
— Вообще-то это ты позвал меня сюда, — напоминаю я. — Но теперь я думаю, что ты мне не доверяешь.
— Не в тебе дело, — отвечает Шон.
Я бросаю на него сердитый взгляд.
— Ладно, оставим. Я буду его держать, а ты — бинтовать. Так что если получится плохо, придется тебе винить самого себя. И забери наконец свою куртку. Мне она надоела.
Шон смотрит на меня оценивающе, словно пытаясь понять, всерьез ли я говорю. Или, может быть, просто размышляет, в состоянии ли я справиться с задачей.
— Хорошо, — говорит он наконец.
И подносит ладонь к морде Корра, как будто предупреждая. Мы приступаем к делу — Шон второй рукой забирает у меня куртку, а я беру поводья. Кендрик натягивает на себя куртку и внезапно, как по волшебству, превращается в того самого Шона Кендрика, которого я видела в лавке мясника. И говорит:
— Следи за его зубами.
В моем голосе звучит неожиданная для меня самой горечь:
— Я видела…
— Не Корр был виноват, — возражает Шон, — Их нужно знать. И использовать только то, что действительно необходимо. Ты не можешь просто повесить все колокольчики, что есть на Тисби, на каждую водяную лошадь. Они все реагируют по-разному. Это же не машины.
— То есть ты утверждаешь, что если бы на Корре сидел ты, Дэвид Принс был бы до сих пор жив? — Вообще-то ответ на этот вопрос мы и так оба знаем, поэтому я добавляю: — Но почему?
Шон опускается на корточки возле ноги Корра, скользя по ней ладонью так, чтобы жеребец знал, кто рядом с ним.
— Ты разве не чувствуешь, когда твоя кобыла встревожена?
Конечно, я сразу это чувствую. Я выросла на ее спине, рядом с ней. Я знаю, когда ей плохо или когда она нервничает, и уверена, что она точно так же разгадывает все мои настроения.
— А тебя что, взяли обратно? — интересуюсь я.
В этот момент в конюшне загорается свет, наполняя стойла желтым сиянием; правда, у пола по-прежнему темновато. Шон теперь работает гораздо быстрее. Его руки двигаются ровно, он уже не останавливается, чтобы плюнуть на них, а значит, это было нечто такое, что усмиряло Корра, пока Шону некому было передать поводья. Неужели во всей этой изумительной конюшне нет никого, кто согласился бы подержать Корра, пока Шон работает? Все это время Корр безропотен, как овца, хотя уши у нею насторожены, как у козы. Шон, не поднимая глаз, отвечает:
— Малверн сказал, я смогу выкупить у него Корра, если выиграю на бегах.
— И поэтому он отменил увольнение?
— Да.
— А что будет, если ты не сможешь победить?