Пасть жеребца разворачивается в мою сторону, она широко разинута; время как будто останавливается, леденя ужасом, и я отчетливо вижу жесткие волоски на его морде и то, как соленая вода собирается на них бусинками…
У меня перед глазами вспыхивают тысячи разноцветных пятен.
А потом вдруг я снова слышу звуки, ко мне возвращается зрение, и вместе с ним — ощущения; рука девушки выталкивает мою голову наверх, мой нос забит вонючей водой океана… а труп белого кабилл-ушти волны тащат к песку, и грива жеребца плывет по волнам. Мышастая лошадка стоит на берегу и тихо жалобно ржет, глядя на девушку, — это высокий, тревожный звук… Я вижу кровь в воде и кровь на песке — там, где неосторожный мужчина лишился пальцев. С пляжа все еще доносятся голоса, выкликающие мое имя, хотя я и не понимаю, зовут ли они на помощь меня, или на помощь мне. Девушка кашляет, но воду не выплевывает. Она дрожит, хотя взгляд у нее при этом яростный.
Я убил одного из прекрасных, смертельно опасных кабилл-ушти, которых так люблю, и сам чуть не погиб, и мои вены наполнены лихорадочным жаром, но девушке я могу сказать только одно:
— Держи своего пони подальше от этого пляжа.
Пак
Когда я добираюсь до своего двора, то все еще дрожу и кашляю. Дав шарахается от каждой тени, двигается резко и неуклюже, как марионетка. Даже скрип ворот, закрывающихся за ней, заставляет лошадку метнуться подальше в загон, и задние ноги у нее подгибаются. Мне повезло, что она не охромела.
Я закрываю глаза. Мне повезло, что она осталась жива.
Ведь еще несколько мгновений — и тот жеребец обрушился бы на нас, а еще через мгновение я бы навеки ушла под воду.
Я прислоняюсь к воротам, ожидая, когда Дав успокоится настолько, чтобы начать пощипывать сено, но она все не приходит в себя, и я наконец замерзаю в мокрой одежде. Уйдя в дом, я снимаю с себя все и надеваю сухое, но мне все равно холодно.
Она могла умереть.
В кухне я съедаю целый апельсин и кусок хлеба, основательно намазав его нашим драгоценным маслом. Апельсины настолько дороги, что мне приходится пользоваться маминым способом извлекать из них как можно больше пользы. Из нескольких апельсинов мама могла приготовить апельсиновый пирог, душистую добавку для масла или сахарной глазури, сняв с них цедру, да еще и варила из остатков немножко мармелада. А если уж мы ели апельсин просто как плод, то делили его между собой по долькам.
Но на этот раз я одна съела его целиком и к тому времени, когда расправилась с ним, наконец перестала дрожать. Но в голове у меня до сих пор худит, особенно в том месте, о которое стукнулось колено кабилл-ушти.