Грэттон поясняет:
— Бич после бегов уезжает на материк.
Я разеваю рот, но из него не вылетает ни звука.
— Они с Томми Фальком и твоим братом Габриэлем собираются отправиться туда вместе. Я должен тебя поблагодарить, Пак, за то, что он еще несколько недель побудет с нами. Я слышал, твой брат задерживается до окончания бегов только потому, что ты решила в них участвовать, а с ним и остальные подождут.
Мне иногда кажется, что абсолютно все на Тисби знают о моих делах куда больше, чем я сама.
— Да, это так, — говорю я, повторяя слова Грэттона. Почему-то при известии о том, что Гэйб едет не один, я становлюсь еще мрачнее, — Но ведь и Томми будет скакать, разве нет?
— Да, он решил участвовать, раз уж все равно будет здесь.
— А вы огорчены из-за Бича?
Едва произнеся эти слова, я соображаю, что вопрос не самый разумный, но взять его обратно уже невозможно.
— Ох, да ведь на этом острове всегда так происходит. Не каждый может здесь жить, да и если все будут оставаться, мы в конце концов просто начнем падать с утесов в море от тесноты, — Но голос Томаса Грэттона звучит совсем не так весело, как его шутка, — И не каждый рожден для этого острова. Не то что ты. Я прав?
— Я никогда не уеду, — пылко отвечаю я. — Это… ну, это как будто потерять сердце или что-то в этом роде.
чувствую себя ужасно глупо из-за собственной сентиментальности. Снаружи, за проливом, я вижу один из тех крошечных каменистых островков, что расположены поблизости от нас, голубой силуэт, слишком маленький для того, чтобы быть обитаемым. Но в его бесполезности сеть некая странная красота.
Мы все довольно долго сидим тихо, очень тихо, а потом Шон Кендрик говорит:
— У меня есть лишняя лошадь, Кэт Конноли, — ну, если ты хочешь скакать на одном из кабилл-ушти.
Пак
Финн смотрит на меня, неторопливо разминая печенье и превращая его в горку крошек.
— Значит, Шон Кендрик собирается продать тебе одну из водяных лошадей?
— Мы сидим в задней комнате лавки «Фатом и сыновья». Это тесное помещение, вызывающее клаустрофобию, вдоль стен стоят полки с коричневыми коробками, а на полу едва хватает места для обшарпанного стола. Здесь пахнет не сливочным маслом, как в остальном здании, а скорее пыльным картоном и старым сыром. Когда мы были маленькими, мама оставляла нас здесь с тарелкой печенья, пока сама болтала в лавке с Дори-Мод. Мы с Финном развлекались тем, что гадали, чем заполнены коричневые коробки. Скобяные товары? Крекеры? Кроличьи лапки? Кое-какие части тел невидимых любовников Дори-Мод?
— Не обязательно, — отвечаю я, не отрывая глаз от работы, Я подписываю и нумерую чайники, время от времени пригубливая из чашки чай, к сожалению уже остывший, — Я пока не знаю. Он вообще-то не говорил «продать».